Иногда он брал Таамила Кондиайнена для демонстрации силы внушения: идеальный объект, все стерпит! И послушный!
- Дурак, что ли? - недоумевали студенты. Позже выяснилось: Кондиайнен отнюдь не глуп. Романтичный мальчик, он вбил себе в голову, будто Барченко владеет тайнами бытия, сам исповедуя какую-нибудь экзотическую веру. Косил под простачка, чтобы профессор не боялся при нем излагать свои мысли. Чтобы счел его, белесого финна, деталью интерьера. Столом, стулом, шкафом, наглядным пособием, неодушевленным, невидящим, не слышащим. Такого можно не опасаться. И тогда Кондиайнен узнает секреты Барченко! Что он скрывает нечто важное, аспирант верил истово.
Но откуда это знал Таамил? Из сплетен?! Весь Соляной городок, где жили преподаватели Техноложки на казенных квартирах, говорил, что Барченко - человек загадочный. Бродит по окрестностям, наклоняясь к каждому камню, даже разговаривает с камнями, будто они понимают речь! Носит с собой синий коленкоровый блокнотик, записывает что-то нерусскими буквами, задом наперед, чертит непонятные схемы, срисовывает дупла дубов. Приманивает чаек, словно пытаясь у них что-то выспросить. Иногда болтает сам с собой, бурча под нос. Если в Соляном городке срочно требовалось кого-нибудь утихомирить, или пропадали вещи, дети, животные - местные шли к Барченко. Снимали перед ним шапку, называли профессором. И он утешал, находил.
... Безмятежная жизнь закончилась 28 июля 1914 года. В тот жаркий день Александр Барченко и его ассистент Кондиайнен находились далеко за городом, у озера, позади дачного поселка с трудно произносимым финским названием Коуки-Кале. Они изучали громадные реликтовые валуны, в изобилии разбросанные по окрестностям. Мистические книги размещали пропавшее царство всеобщего благоденствия где-то севернее, но и здесь недоверчивые исследователи могли открыть для себя нечто интересное. Ехать в Лапландию пока было не на что...
- Вернемся в Куоки-Кале? - спросил Кондиайнен, уж больно парит сегодня.
- Гультяйник ты, Таамил, каких свет не видывал! Редко когда такая погода хорошая, а ты уж изныл! Возьму-ка я другого помощника! - рассердился Барченко.
- А гультяйник - это кто?
- Лентяй высшей категории - буркнул Барченко. Бери лопату и копай тут. Видишь, из берега кость торчит? - они пришли к невысокому берегу чистой речушки, из которого торчали прослойки далеких геологических эр.
- Да это собака! - выкрутился Кондиайнен. Ковыряться в твердо спрессованной почве ему ужасно не хотелось.
- Таамил, ну посмотри же, взмолился Александр, это кости крыла! Где ты видел собаку с крыльями? Наверное, ископаемый летающий ящер! Осторожнее! Не сломай, она хрупкая! Батюшки! Вот так находка! Это же первая птица - археоптерикс!
Барченко нежно, не отряхивая скелет от прилипшей земли, положил первоптицу на расстеленную рогожку.
- Понесем вдвоем, ты за этот край держи, я за тот. И не тряси, этой птичке миллионы лет!
Так они и шли с археоптериксом в дачный поселок Куоки-Кале.
Встретила их непривычная тишина.
- Почему у вас тихо как в склепе?
- А вы что, не слышали? В Сараево застрелен эрцгерцог Франц-Фердинанд...
Александр беспомощно опустил на пыльную тропинку рогожку с археоптериксом. Лихорадочно пронесся вихрь самых разных - но одинаково панических мыслей.
- Мобилизация! Война! Большая европейская - а может, и не только европейская война! Только не сейчас! - закричал он, только не сейчас! Кому станет нужен мой археоптерикс и моя Гиперборея?!
11. Археоптерикс, Лемберг и этрог.
- Добровольцем я не пойду - решил Барченко.
Но государство рассудило по-своему. Воскресным утром, когда все отдыхают, в дверь василеостровской квартиры раздался деликатный стук. Стучали не сильно, костяшками нежной девичьей ладошки. Барченко ни капельки не насторожился: повестки обычно разносили суровые военные, они стучали грубо, громко, настойчиво.
- Это из немецкой прачечной, наверное, счет за скатерти, подумал Александр, неужели уже постирали? Быстро, однако же, немцы работают!
Он открыл. На пороге стояла девушка, действительно похожая - и внешне, и одеждой - на работницу немецкой прачечной. Миниатюрная блондинка в светлой косынке, темно-сером платье, переднике с вышитыми латиницей инициалами A. S. В руках - картонная папка, завязанная на красные, добротные тесемки.
- Господин Барченко А.В.? Пожалуйста, распишитесь здесь - девушка подала лист и самопишущее перо.
Но это оказался вовсе не счет за стирку и глажку скатертей голландского полотна. Александр подписал свое согласие воевать.
- Завтра в 8 утра в мобилизационный пункт - сказала она, не поднимая глаз.
Его, хитрого, прозорливого хироманта, друга фокусников, факиров и чревовещателей, исследователя паранормальных явлений, эксперта по общению с загробным миром - обманули, словно деревенского простачка, мигом и без затей. Только когда девушка незаметно ушла, оставив стоять потрясенного добровольца с выпученными глазами, Барченко понял, в чем его ошибка. Работницы близлежащей немецкой прачечной носили униформу немного другого цвета и покроя, но он по близорукости не придал тому никакого внимания. Цвет маренго! Вспомнил! А эта в сером платье.
И зачем он открыл дверь?
Надо было запищать детским голоском: мама и папа ушли к обедне, я один дома, приходите потом (этому научил его знакомый мастер имитации, певший в балагане разными голосами), в тот же день тайно сменить квартиру, перебраться куда-нибудь подальше.
Настала пора, когда былые космополиты, забыв про "всечеловеческое", истерически кричали "бей немчуру!". Антивоенные писатели кропали военные рассказы, а былые антропософы и розенкрейцеры получали георгиевские кресты за сотни лично убитых ими врагов. Идея выслать из крупных городов всех лиц с немецким или австрийским гражданством, а еще лучше - всех немецкого происхождения, ориентируясь не по языку и не по вере, а по фамилии, пришла в голову не какому-нибудь безумному славянофилу. Ее высказал император, в жилах которого текла преимущественно немецкая кровь. Интересно, вышлют ли фон Мебеса из столицы? Или он откупится?