Кондиайнен проверял, изучал, записывал. Если б не вечно путающийся под ногами Петров, Таамил счел Крым настоящим раем. Однако въедливый, напичканный идеологией да еще связанный с "органами" юноша мешал ему развернуться. Мало того, что Петров приставал с вопросами, пытаясь выяснить, чем же он на самом деле занимается, и ссылок на секретность не принимал. Он старался привлечь к общественной работе, искренне удивляясь, почему ответственный товарищ отказывается. То в народный суд позовет дело муллы, обвиненного в мошенничестве разбирать, а всем ясно, для чего эти показательные процессы устраиваются, то лекции по астрономии прочесть попросит для сотрудников газеты. Тихонечко, вроде б невзначай, заведет разговор об астрологии, не составляет ли Таамил Кондиайнен звездные карты по дате рождения? Ассистент намек понял, уклончиво объяснил, что отрицать астрологию сейчас модно, но без нее не было бы астрономии.
- Может, вы еще и алхимик?! - ехидно спросил комкор Петров.
Наконец Барченко отправил ответную телеграмму и Кондиайнен пошел встречать его на станцию, с ходу рассказывая все, что произошло за полгода, не забыв упомянуть и пропавших дервишей.
- Весело же вы тут зимовали без меня! - удивился Барченко, уже успели врага нажить!
- Без врагов скучно.
- Неужели не понимаешь, Тамка, что наступают времена большой крови, и услужливые мальчишки вроде этого Петрова могут стереть нас в костную муку?! Зачем ты его дразнишь, астрологию с алхимией оправдываешь? Кивать надобно, кивать, и повторять как мантру, четко, ясно: да здравствует диалектический материализм, ныне, и присно вовеки веков! Только "аминь" в конце не надо.
Кондиайнен изумленно смотрел на своего гуру, пытаясь понять, говорит он серьезно или шутит.
- Ну, хватит, угощай меня засахаренными дынями - вдруг улыбнулся Барченко новой, болезненной улыбкой. В нем проступало нечто беспомощное. Маги тоже теряют квалификацию...
Разговор в домике, полном татарских древностей - ковров, узкогорлых сосудов, чеканных блюд и подушек - затянулся до вечера.
В Крыму Юарченко ждало одно необычное знакомство - с Али, последним дервишем ордена Саадия. До того Барченко навещал сосланного в Кострому шейха Саади, и тот просил его проведать своих учеников, если они остались.
Для Али узнать, что его учитель оказался на далеком Севере, получить его письма - было все равно что найти спустя десятилетия единственного живого родственника. Дервиш считал шейха расстрелянным, и долго не верил, что его только сослали. Хотя... Человек, посвятивший себя служению Возлюбленному , и без ссылки несвободен. Что ему приговор, что ему ссылка?
От всех наставников, учителей и конфидентов Барченко дервиш Али отличался тем, что он был молод, едва ли не вдвое моложе того, кого собирался просвещать. Впрочем, Александр ничуть не смутился: масоны должны учиться всему и всегда. Ученичество - главная заповедь. И седеющий лидер Единого Трудового Братства мог склониться перед не очень образованным крымским татарином. О чем они разговаривали, доподлинно неизвестно, да и не важно, учил ли Али плясать Барченко на одной ножке, выкрикивая Одно Имя 99 раз...
Увы, передача знаний оборвалась на самом неожиданном месте. В бахчисарайском доме Кондиайнена вечерами собирались странные люди. Обыватели назвали бы их сумасшедшими, но для Таамила и Александра только безумцы были своими.
- Помешанные - святы, все прочие больны - цитировал Барченко забытое декадентское стихотворение.
Тем вечером Али долго и исступленно прыгал, отрываясь от пола на несколько сантиметров. Еще немного, и прыжки перейдут в левитацию. Опыты прервала советская милиция. Дервиша арестовали, заодно переписав паспортные данные всех присутствующих.
- Больше не собирайтесь без разрешения - сказал молоденький милиционер.
Это повергло друзей в уныние. Неудивительно, что им захотелось эмигрировать - раньше, при всех сложностях и трудностях, такое не приходило в голову. Наоборот, было любопытно посмотреть, что же произойдет дальше. Теперь же все решал страх за свои жизни.
В том, что вскоре Барченко и Кондиайнена посадят, уже никто не сомневался.
- Здесь мы не спасемся, уверял Александр, надо уходить. У Бокия есть черная книга, нет, не Брюсова колдовская, а папка с компроматом. И в любой момент ему ничего не стоит ее вытащить.
- Вы хотите плыть на лодке в Турцию? - испуганно спросил Таамил. - Это невозможно. Потонем.
- Лучше потонуть в морских волнах, чем быть расстрелянным по доносу мальчишки!
- Умереть сейчас ничего не стоит, раз - и готово! Да и к тебе, Тамка, Петров подбирается, берегись! За меня не беспокоишься, себя пожалей!
- Есть еще вариант, неуверенно добавил Кондиайнен, врата времени.
- Какие врата? Из моего романа? Кажется, я что-то про них написал....
- Обычные. В пещерах около Азиза действует пространственно-временная аномалия, свойства которой были известны еще в готские и скифские времена. Если человека преследовали, он спускался в пещеру, и, зная, где открываются врата времени, уходил. Шли годы, несчастного объявляли умершим, а он странствовал где-то в прошлом или в будущем.
- И твои приборы это зафиксировали?
- Я сначала не догадался, отчего стрелки часов крутятся как ненормальные, или стоят на месте, а потом увидел сбои и все понял. В пещерах искажено течение времени. Одно плохо: сейчас врата закрыло подземное озеро, чистое, родниковое, прозрачное. Нам придется нырять.
- И я попаду в другое время мокрым?
- Ничего, высушитесь. Гораздо приятнее быть мокрым, нежели мертвым.
Азиз насквозь пронизывала смерть. Поселок являлся сплошным кладбищем ханов Гиреев и их многочисленных жен. Ступая по колючкам, всегда натыкались на высушенные кости, звериные, птичьи, человеческие. Даже малый минарет у одного из мавзолеев, игрушечный, с пристроенной лестницей в 11 ступеней, напоминал помост плахи. Изречения из Корана, вырезанные на его стенах, тоже говорили о смерти. Аллах, дай ему там сад лучше того сада, что у него был, и жен лучше тех, что на земле, и дом, убранство которого не сравнится с земным.