— Мне кажется, дела идут на поправку, — сказал я Линде позднее на кухне. — Первоначальный шок прошел, так что он, наверное, вскоре станет прежним Сэмом.
Она кивнула, но как-то рассеянно. Что-то ее мучило.
— Когда я… в машине… — начала было она.
— Ну что вы… Я даже рад, что вы мне сказали.
Никогда мне не приходило в голову, что у людей может возникнуть неверное впечатление. А напрасно. Ведь только прошлым вечером Генри предупреждал меня, дескать, будьте осторожны. Я-то думал, он сгущает краски, но, очевидно, поселок Генри знал куда лучше моего. Обидно. И не столько из-за моего легкомыслия, сколько оттого, что этот поселок, частью которого я себя считал, был готов при первой возможности подумать худшее.
Впрочем, даже в ту минуту мне следовало бы сообразить, что самое худшее всегда может превзойти любые опасения.
Обстановка кухни вновь перенесла меня в тот день, когда я побывал здесь последний раз. Тут я вспомнил, что собирался у Линды кое-что спросить.
— В воскресенье, когда Нил с Сэмом нашли тело, — начал я, бросив взгляд на дверь в гостиную, чтобы удостовериться, закрыта ли она, — вы упомянули, что знали, будто это Салли Палмер, так как видели сон о ней.
Линда возилась возле раковины, ополаскивая чашки.
— Просто совпадение, я думаю.
— Тогда вы сказали по-другому.
— Я была расстроена. Мне вообще не следовало ничего говорить.
— Линда, я не пытаюсь над вами как-то подшутить, просто…
«Просто» что? Я уже и сам не знал, что хотел выяснить. Но раз начал…
— В общем, я хотел спросить… А вы не видели других снов? Про Лин Меткалф?
Линда замерла у мойки.
— Я бы никогда не подумала, что людей вроде вас может интересовать нечто подобное.
— Простое любопытство.
Она подарила мне очень внимательный взгляд. Взвешивающий, оценивающий. Стало не по себе. Потом дернула головой: «Нет». И добавила про себя пару слов, но так тихо, что я не сразу их разобрал.
Только я собрался расспросить ее поподробнее, как распахнулась дверь. В проеме стоял Гарри Йейтс и подозрительно нас разглядывал.
— Я думал, вы закончили.
— Да, уже собрался уходить, — ответил я.
Он подошел к холодильнику, открыл его. На магните, косо прилепленном на ржавеющей по краям дверце, виднелась надпись: «Начни день с улыбки». А под ней — скалящий зубы крокодил. Гарри вынул банку пива и распечатал ее. Словно меня не было рядом, он сделал длинный глоток и, опуская руку, глухо отрыгнул.
— Так я пошел? — сказал я Линде. Она нервно кивнула.
Ее муж следил за мной из окна, пока я возвращался к своему «лендроверу». По дороге к поселку я размышлял над словами Линды Йейтс. Отрицательно ответив на вопрос про сны с Лин Меткалф, она добавила кое-что еще. Всего два слова, которые были произнесены так тихо, что я едва их услышал: «Еще рано».
Какие бы нелепые слухи обо мне ни ходили, я не мог не обращать на них внимания. Понятно, что сплетни лучше встретить лицом к лицу, пока шепоток не перерос в нечто худшее, но, направляясь к «Барашку», я все же испытывал доселе незнакомое дурное предчувствие. Гирлянды на памятнике Деве-мученице уже увяли, поникнув головками мертвых цветов. «Надеюсь, это не предзнаменование», — сказал я себе, проезжая мимо полицейского автофургона, припаркованного на центральной площади. Внутри, залитые вечерним солнцем, сидели два скучающих полицейских, кинувшие в мою сторону безучастный взгляд. Я остановился возле кабачка, сделал глубокий вдох и толкнул дверь.
Первое, что я подумал, ступив внутрь: «Линда преувеличивала». Люди бросали взгляды в мою сторону, однако все сопровождалось обычными кивками и прочими приветствиями. Может быть, довольно сдержанными, хотя этого следовало ожидать. Веселиться и шутить никто пока не собирался.
Я прошел к стойке и заказал пива. В углу стоял Бен Андерс, занятый беседой по мобильнику. Прервав разговор, он приветственно махнул рукой. Как всегда, Джек неторопливо нацедил мне в стакан пива, задумчиво созерцая, как золотистая жидкость гонит вверх пену. «Должно быть, предостережения Генри сделаны не по адресу, — подумал я с облегчением. — Люди меня все-таки знают!» И здесь в стороне кто-то кашлянул.
— Уезжали куда-то?
Это был Карл Бреннер. Поворачиваясь к нему, я заметил, что в кабачке воцарилось молчание. «Прав был Генри», — понял я.