Конечно, я удаляюсь от своей машины, и уже дважды сделала круг. Остановившись, покупаю немного меда, просто чтобы продавцы не подумали, что я сошла с ума, а затем решаю обойти весь комплекс и вернуться к своей машине.
Тут я и сталкиваюсь с Максом — у прилавка с медом.
Он стоит в нескольких футах от меня.
Я продолжаю идти, потому что ноги не слушаются мозговых импульсов, и когда, наконец, останавливаюсь, между нашими телами всего несколько дюймов. Моя сумка с продуктами врезается в его хоккейную сумку, и он отступает.
— Ох, — говорю я, как идиотка.
— Вайолет. — Его лицо напрягается. Он окидывает меня взглядом с головы до ног, потом оглядывается.
«Что ты здесь делаешь?», — прозвучало бы лицемерно, когда я уже знаю, что он играл в хоккей с премьер-министром. А признать это означало бы, что я его заметила и убежала в противоположном направлении. Поэтому я молчу, тупо глядя на него. Это может понизить его оценку меня как адвоката, но все равно кажется самым безопасным вариантом действий.
— Ходила за покупками? — спрашивает он, проявляя вежливость, но его голос напряжен и отрывист.
Я киваю.
— Я тебя здесь раньше не встречал. — Он указывает в сторону стадиона. — Мы уже пару недель играем здесь каждую субботу.
— В хоккей? — Конечно, в хоккей. Это стадион, сейчас октябрь. И у него на плече здоровенная сумка.
А поскольку Макс страшно умен, он действует мне на нервы. Я вижу момент, когда он понимает, что я не контролирую ситуацию. Ожидаю, что он будет напирать, надавит на болезненную точку и заставит меня извиваться, но он этого не делает.
От этого я испытываю еще большую неуверенность, чем, если бы он поступил иначе.
— Да. В хоккей. — Он откашливается. — Мне тоже нравится этот рынок.
— Обычно, первым делом я прихожу сюда, — уточняю я без необходимости. — Здесь лучший выбор.
Он кивает.
— Я как раз собирался за кексами.
С яблоками и грецким орехом закончились. И я снова сдерживаюсь, чтобы не высказать эту мысль вслух, хотя это требует немалых усилий. Желание рассказать ему — самый странный порыв.
— Ты уходишь?
Я колеблюсь.
— Да.
Он поднимает бровь, и в животе разливается тепло.
— Ты не уверена?
— Уверена. Я все купила. — Я поднимаю сумку. — И уже взяла кексы.
— Тогда я провожу тебя до машины.
— Нет, — я закрываю глаза и делаю глубокий вдох. — Спасибо. Но тебе все равно нужно сделать покупки, а я закончила, так что я пойду… — Я пытаюсь указать на свою машину, но на самом деле мне нужно вернуться через весь рынок, и это чертовски смешно. — Хотя, знаешь? Давай. Я пройдусь с тобой.
Он усмехается себе под нос, но идет со мной нога в ногу, когда я разворачиваюсь и устремляюсь через рынок, кажется, уже в сотый раз.
Странно делать это с кем-то. В Торонто я начала каждую неделю ездить на рынок, так как мой брак разваливался. Частичный поиск нового ощущения того, кем я стала. В этой новой обыденности я нашла частички себя и продолжила поездки, переехав в Оттаву.
Словно прочитав мои мысли, Макс искоса смотрит на меня.
— Ты здесь одна?
— Всегда.
При этих словах он поднимает брови.
— Мой бывший ненавидел рынок, — говорю я, а затем проклинаю себя за ненужную информацию.
— Бывший?
Взялся за гуж...
— Бывший муж. — Я смотрю прямо перед собой. — Я развелась в июле.
Он останавливается и смотрит на меня. Меня так и подмывает идти дальше. Оставить его обдумывать этот факт, но не могу. Я тоже останавливаюсь и медленно поворачиваюсь к нему.
— Как долго вы были женаты? — тихо спрашивает он, его челюсть под бородой плотно сжата, глаза суровые.
— Два с половиной года. — Мне почти больно смотреть Максу в глаза, но я не отвожу взгляда. Новой Вайолет нечему стыдиться.
— Мне очень жаль.
Я киваю.
— Спасибо. А мне нет. То, что все закончилось — к лучшему.
— Он не здесь?
Он имеет в виду Оттаву, и я качаю головой.
— В Торонто.
— Хорошо. — Он раскачивается на пятках, и на секунду мне кажется, что он протянет руку и дотронется до меня, но вместо этого жестом указывает на пекарню. — Пойдем. Составь мне компанию, пока я покупаю кексы.
Продавщица цветов в дальнем конце пекарни распродала все, поэтому собирает свой прилавок, что немного затрудняет проход. Макс останавливается, чтобы купить кексы, и девушка широко ему улыбается. Я придвигаюсь ближе, и ее внимание мечется между нами.
— Какой? — спрашивает меня Макс, и она предполагает, что мы вместе.
— Хотите еще кексов, да?
Я вежливо киваю.
— Милая, разве ты уже не взяла кексы? — спрашивает Макс, и от веселого поддразнивания его голос так резко меняется, что у меня практически отвисает челюсть.
Я хмуро смотрю на него. Мой кивок продавщице был ответом, который требовал наименьшего количества объяснений.
Я не притворяюсь, что мы пара. Со вздохом смотрю на загроможденный проход.
— Мне пора, — бормочу я себе под нос.
Он протягивает руку и проводит костяшками пальцев по моей щеке, так легко, что я не уверена, на самом ли деле он ко мне прикасался, за исключением того, что кожу будто опалили.
— Может, ты просто проголодалась?
— Знаете? Мы уже сворачиваемся. — Девушка осторожно опускает последние два кекса Максу в коробку. — Это вам на дорожку.
Я по-прежнему смотрю на него, потому что его прикосновение определенно перешло черту, которую я провела неделю назад.
Он не будет кормить меня кексами.
Мне плевать на вежливость. Делаю шаг назад, а затем удираю так быстро, как только могу, пробираясь через кучу вещей продавца цветов. Какой же идиот разбирает палатку посредине прохода? Нелепо.
Я иду быстро, а Максу еще нужно заплатить, но каким-то образом он все равно ловит меня, когда я добираюсь до своей машины.
— Эй, — говорит он, его голос хриплый и запыхавшийся, он встает передо мной, бросая хоккейную сумку на землю, и в тот же момент кладет руку на дверцу машины — эффективно останавливая меня от того, чтобы сесть и уехать от него. — Прости.
— Все в порядке.
— Нет, не в порядке. — Он понижает голос. — Это просто случилось, понимаешь? Иногда я бываю неисправим. Я не пытался что-то начать.
Я закатываю глаза.
— Конечно.
— Если бы я хотел что-то начать, то пригласил бы тебя посмотреть нашу игру на следующей неделе. — Он ухмыляется. — Мне бы хотелось, чтобы ты за меня болела.
— В следующую субботу рынка здесь не будет. — Я пожимаю плечами, как будто от досады, но это не так. Это хорошо, и, вероятно, единственное, что удерживает меня от того, чтобы принять его предложение.