— Не пугать пришел, а послушать, — ответил я. — Говорят, Тортуга полна историй. А я люблю истории — особенно про море.
Она села напротив, сложив руки на коленях, и Морган плюхнулся рядом, подмигнув мне. Я видел, что она не понимает моего захода и решил сыграть мягко.
— Был у меня случай, — начал я, понизив голос, будто делился тайной. — Попал я на остров Монито, нашел там сундук. А в нем — не только золото, но и клочок бумаги. Старая карта, с парой слов: «Эльдорадо ждет». Слыхали что-нибудь про такое?
Ее глаза блеснули — не сильно, но я заметил. Она наклонилась чуть ближе, и я вытащил из кармана тот самый клочок, что нашел в ящике Дрейка. Потрепанный, с выцветшими линиями, но читаемый. Я показал его ей, держа так, чтобы не дать взять, и смотрел, как она щурится, разглядывая.
— Карта? — сказала она тихо. — Откуда?
— От человека, знавшего больше, чем говорил, — ответил я, убирая бумагу обратно. — Фрэнсис Дрейк, может, слышали? Говорят, он оставил следы по всему Карибскому морю. Думаю, тут, в Тортуге, кто-то знает больше.
Она откинулась назад, скрестив руки, и улыбнулась — не тепло, а хитро, как кошка, что видит мышь. Ей нравилась эта игра.
— Мой отец любит старые карты, — сказала она наконец. — У него их целая комната, под замком. Но он не показывает их кому попало. Зачем тебе это, Крюк? Хочешь найти золото или просто любишь загадки?
Я хмыкнул, чувствуя, как сердце стучит чуть быстрее. Комната с картами? Это был крючок, за который я мог зацепиться. Губернатор Тортуги, конечно, не дурак, но через дочку я мог подобраться ближе.
— И то, и другое, — ответил я, глядя ей в глаза. — Золото — это приятно, но тайны — слаще.
Она замолчала, прикидывая. Я зацепил ее. Я начал рассказывать — про штормы, что чуть не утопили меня, про пиратов, что падали от моих рук, про Монито, где золото блестело в сундуке, как звезды. Я вплетал в слова обаяние, выработанное за семьдесят лет. Я видел, как она слушает, как глаза ее горят. Морган подливал нам вина из кувшина, что притащила служанка, и я знал, что ночь будет долгой. Мне нужно было ее доверие — не ради нее самой, а ради карт, которые могли лежать за стенами этого дома.
Я покинул дом губернатора, когда ночь уже окутала Тортугу плотным покрывалом. Звезды мигали над головой, а шум порта стал глуше — пьяные вопли сменились храпом и редкими перебранками.
Перед уходом Изабелла дала Моргану увесистый кошель и сказала, что проиграла пари. Когда мы выходили из дома Морган с силой пожал мне руку и пообещал встретиться завтра. Как я понял, Изабелла поспорила с Морганом на то, что он не сможет найти в Тортуге человека, который удивит ее. Либо что-то подобное. Думаю, я это скоро выясню.
Я шагал обратно к «Принцессе Карибов», чувствуя, как вино гудит в голове. Разговор с девчонкой оставил след — не только ее острый язык или зеленые глаза, а намек на карты губернатора. Комната под замком, полная старых бумаг, могла быть ключом к моему ящику Дрейка, к той чертовой карте, которая дразнила меня словами про Эльдорадо. Я похлопал по карману, где лежал клочок, и ухмыльнулся. Изабелла была любопытна, но не глупа — я зацепил ее, но доверять ей пока не собирался. Пусть думает, что я просто моряк с байками. А я тем временем найду способ подобраться к ее отцу.
Пирс встретил меня скрипом досок и плеском волн. «Принцесса» покачивалась у причала. Фонарь у мачты бросал тусклый свет на палубу, и я заметил Стива — он стоял у борта, скрестив руки, и щурился в темноту. Рядом, у мачты, сидел связанный жулик, но уже не такой жалкий, как вчера. Канаты на нем были чуть ослаблены. Я подошел к Стиву и кивнул на Кита:
— Ну что, наш воришка живой? Не сбежал пока?
Стив хмыкнул.
— Живой, капитан. И даже полезный оказался. Ты не поверишь, что он выкинул.
Я прищурился. Полезный? Этот тощий гад, что чуть не обчистил мой сундук? Я глянул на Кита — он поднял голову, встретив мой взгляд, но промолчал, только губы его дрогнули, словно хотел ухмыльнуться.
— Выкладывай, — буркнул я Стиву.
— Пока тебя не было, — начал он, понизив голос, — пара наших, что напились в кабаке, решили бочонок рома с корабля утащить. Думали, никто не заметит. Я их не видел — темно, да и шум с берега все глушит. А этот, — он кивнул на Кита, — вдруг зашипел, как кошка, и говорит: «Глянь вон туда, у трюма шевелятся». Я глянул — и точно, двое тащат бочку, шатаясь, как свиньи. Сэм их мигом скрутил, а я им по шеям надавал. Бочонок вернули, а этих пьяниц в трюм заперли, пусть проспятся.
Я хмыкнул, глядя на Кита с интересом. Он сидел, опустив голову, но уши его чуть шевельнулись — слушал.