Карта. Второй фрагмент карты Дрейка — тот, за которым я сюда и полез, рискуя шеей и поджигая склады чужими руками. Он держал ее в руках так небрежно, будто это была этикетка от рома, а не ключ к чему-то, что, по его же словам, волновало полмира. Я сжал кулак сильнее. Два куска. Надеюсь их хватит.
— Вот, — сказал он, протягивая мне бумагу. — Бери. Ты хотел вторую часть — она твоя. Но не думай, что я отдаю ее просто так. Это часть сделки. Ты «копаешь» для Франции, Крюк. И если найдешь что-то, что стоит больше, чем золото, — шестьдесят тебе, сорок нам. Как и договорились.
Я протянул руку, стараясь не выдать, как у меня дрожат пальцы. Я хотел развернуть ее прямо сейчас, вглядеться в линии, в те самые пирамиды и джунгли, о которых говорил Кит, но не успел. Губернатор смотрел на меня слишком внимательно.
Стоит мне замешкаться и он решит, что я слишком жаден или слишком слаб. А слабых здесь не терпят — ни пираты, ни губернаторы. Я сунул карту в карман к первому фрагменту и кивнул.
— Спасибо, господин губернатор, — сказал я ровно. — Это то, что мне нужно. Теперь я могу идти дальше.
Он усмехнулся, откидываясь назад.
— Какой шустрый… Ох, Крюк, ты даже не представляешь, во что ввязался.
— Просветите?
— Хорошо, Крюк, — сказал он наконец, откидываясь на спинку стула. — Ты теперь капер Франции. Давай это оформим, как положено. Чтобы все было чисто.
Я выдохнул сквозь зубы. Оформить. Значит, бумага, подписи, печати — все то, что в будущем назвали бы контрактом, а здесь, в 1657-м, звучало как приговор с отсрочкой.
Губернатор встал, он чуть поморщился — то ли от возраста, то ли от усталости. Он прошел к секретеру в углу комнаты — старому, потемневшему от времени ящику с резными завитками, который выглядел так, будто пережил не одну войну.
Де Лонвийе открыл секретер, я услышал резкий скрип петель. Он порылся внутри, вытащил стопку пожелтевших бумаг. Потом достал перо и чернильницу, поставил все это на стол перед собой. Я смотрел, как он садится обратно, разглаживает один из листов и начинает писать. Перо скрипело по бумаге, оставляя за собой черные завитки.
— «Леттер де марк», — сказал он, не поднимая глаз от бумаги. — Грамота, Крюк. С ней ты — законный пират под флагом Франции. Грабь испанцев, англичан, кого угодно, кто нам враг. Добычу делишь, как договорились. Но если перейдешь черту — если хоть раз ударишь по нашим или продашь нас врагу, — эта бумага станет твоим смертным приговором. Понял?
— Понял, — ответил я. — Грабить врагов, делить добычу, не предавать. Все по-честному.
Он хмыкнул. Я заметил, как Изабелла шевельнулась у окна. Она смотрела на отца, потом на меня, и в глазах ее мелькнуло что-то — то ли любопытство, то ли раздражение. Я не стал гадать. Ее игра — ее дело. Моя — вот эта бумага, что сейчас ложилась на стол передо мной.
Губернатор закончил писать, подул на чернила, чтобы высохли, и смахнул перо в сторону, будто оно ему надоело. Потом вытащил из кармана печать — маленькую, металлическую, с вырезанным гербом, — и прижал ее к листу, предварительно капнув воском сургучом. Я услышал шипение, когда печать коснулась бумаги, и увидел, как воск застыл, оставив четкий отпечаток. Де Лонвийе поднял взгляд на меня.
— Держи, — сказал он, протягивая мне лист. — Теперь ты — Доктор Крюк, капер его величества Людовика Четырнадцатого. «Принцесса Карибов» — твой корабль. Но помни: если что-то пойдет не так, я найду тебя, где бы ты ни спрятался.
Я взял бумагу. Тяжелая, грубая, с запахом чернил и воска. Я пробежал глазами по строчкам — французский текст, аккуратный, с завитками, и мое имя, вписанное жирными буквами. «Доктор Крюк», не пират, а капер. Законный разбойник. Я ухмыльнулся — криво.
Даже не знаю, радоваться мне или готовиться к худшему. Шестьдесят процентов добычи, две части карты Дрейка, команда, корабль — и этот лист, который делал меня кем-то большим, чем я был вчера. Но и кем-то меньшим, потому что теперь я на поводке.
— Спасибо, господин губернатор, — сказал я, сворачивая бумагу и пряча ее в карман к картам. — Я не подведу. И свою долю возьму.
Он снова рассмеялся. Смешливый такой старик.
— Возьмешь, Крюк, — ответил он, откидываясь назад. — Если найдешь. А теперь иди. Докажи, что ты стоишь этой грамоты.
Я открыл было рот, чтобы ответить, но не успел. В дверь вдруг постучали. Громко, настойчиво, будто кто-то там снаружи не просто ждал, а требовал войти. Я напрягся, рука сама дернулась к поясу, где висел мой абордажный крюк.
Губернатор, напротив, выглядел спокойным. Он бросил взгляд на дверь, потом на меня, и на его лице мелькнуло раздражение.