Кабинет оказался невелик, но богатый. Стол красного дерева, резные стулья с бархатными подушками, на полке — книги в кожаных переплетах, а за столом — управляющий. Лет пятидесяти, седой, с острым носом и глазами, как у ястреба. Камзол на нем был темно-зеленый, с золотыми пуговицами, а на пальце — перстень с камнем. Он встал, кивнул мне, как равному, и указал на стул.
— Присаживайтесь, капитан, — у него был низкий голос, с хрипотцой, но мягкий, будто мед в ром налили. — Меня зовут дон Мигель де Ларра. Слышал о вас. Доктор Крюк, верно?
Я сел, откинулся на спинку и кивнул.
— Он самый. Слухи, значит, ходят?
— Ходят, — улыбнулся он, садясь обратно. — Про Монито, про золото, про то, как вы с Роджерсом чего-то не поделили. У нас в Портобелло такие истории любят. А теперь, вижу, с добычей пришли. Похвально.
Я хмыкнул, глядя на него искоса. Льстит, зараза, но делает это ловко. Не то что на Сент-Китсе, где клерк смотрел на меня, будто я ему в суп плюнул. Тут все иначе — почет, уважение, даже свечи на столе горят ровно, будто для меня зажгли. Дон Мигель хлопнул в ладоши и в кабинет ввалился тот же мальчишка с моим сундучком. Поставил его на стол, поклонился и исчез. Управляющий открыл крышку и его глаза блеснули, будто он не камни увидел, а картины великого мастера.
— Ну-ка, посмотрим, — пробормотал он, вытаскивая лупу из ящика стола. — Золото, жемчуг… о, и камни неплохие. Откуда это, капитан? Монито?
— Оттуда, — буркнул я, скрестив руки. — Считайте, сколько стоит. Только часть сдаю, не все.
Он кивнул, не отрывая глаз от добычи, и начал перебирать. Золотые цепи звякали, жемчуг катался по столу, а я сидел и думал о том, что шкатулку Дрейка и бумаги я в сундук не положил. Спрятал их в колоколе, на верфи, под кучей канатов.
А тут, в банке, только золото и камни, без тайн Дрейка. Пусть считают, что хотят.
Дон Мигель что-то бормотал себе под нос, перекладывал камни, взвешивал их на маленьких весах, которые достал из шкафа.
Тут было тепло, уютно, пахло кофе, а стул подо мной был мягкий, как перина. Не то что трюм или каюта, где вечно сырость да скрип. Я расслабился, откинулся назад и ждал. Пусть считает, мне спешить некуда.
— Интересно, интересно, — пробормотал он, поднося к глазам крупный рубин. — Чистый, почти без изъянов. А это что? Сапфир? Да, точно. И жемчуг — крупный, ровный. Вы, капитан, не просто пират, вы добытчик редкостей.
— Бывает, — усмехнулся я. — Главное, сколько за это дадите.
Он улыбнулся, отложил лупу и сложил руки на столе.
— Считаем, капитан. Это не быстро, но обещаю — по высшему разряду. У нас в Портобелло не обманывают тех, кто с такими дарами приходит. Кофе хотите пока ждете?
Я кивнул и он щелкнул пальцами. Через минуту в кабинет влетела девчонка — лет пятнадцать, в простом платье, с подносом в руках. Поставила чашку передо мной, поклонилась и ушла. Я взял кофе, вдохнул крепкий, горький аромат. Отхлебнул и тепло разлилось по груди. Я глянул на дона Мигеля, который снова уткнулся в мои сокровища, и подумал, что тут, в «Торговом Доме», меня точно уважают.
Я сидел в кабинете «Торгового Дома Блейка», откинувшись на мягкий стул, и смотрел, как дон Мигель де Ларра копается в моем сундучке с драгоценностями.
Кофе в чашке остывал, но я не спешил допивать — горький аромат все еще висел в воздухе, смешиваясь с запахом воска и кожи. Управляющий бормотал себе под нос, перебирал камни, взвешивал их на маленьких весах, что позвякивали, как колокольчики. Я ждал, скрестив руки, и чувствовал, как усталость отступает, сменяясь каким-то странным покоем. Тут, в этом кабинете, было тепло, уютно, далеко от сырости трюма и скрипа «Принцессы». Не Сент-Китс, точно — там меня держали за порогом, а тут встретили, как важного гостя.
Дон Мигель отложил лупу, поднял глаза и улыбнулся — не жадно, а с каким-то восхищением, будто не золото перед ним лежало, а редкие цветы из джунглей.
— Ну что ж, капитан, — начал он, голос низкий, с хрипотцой, но мягкий, как ром с медом. — Это не просто добыча. Это… искусство. Золото — чистое, цепи крепкие, жемчуг — крупный, почти идеальный. А камни… вы только посмотрите на этот рубин. Чистота редкая, цвет глубокий. И сапфиры — пара из них достойна королевского двора.