Я видел это краем глаза, когда мы пересекали очередную улицу или выглядывали из-за угла: группы пиратов, уже не объединенные никакой тактической задачей, кроме жажды наживы, врывались в лавки, в богатые дома, вытаскивая оттуда все, что представляло хоть какую-то ценность. Шелк, бархат, серебряная посуда, мешки с какао-бобами, табаком — все шло в дело. Тех, кто пытался сопротивляться — будь то хозяин лавки, его приказчик или просто случайный прохожий, оказавшийся не в том месте не в то время, — ждала быстрая и жестокая расправа. Сабля, пуля, удар тяжелым кулаком в висок — и очередной труп пополнял растущую статистику этого грабежа.
Даже церкви не были исключением. Хотя существовало негласное пиратское правило не трогать дома Божьи, на практике оно часто нарушалось, особенно если в церкви можно было поживиться золотыми окладами икон, серебряными чашами или просто найти укрытие от пуль. Я видел, как одна такая группа, явно из команды какого-нибудь Рока Бразильца или Франсуа Олоне — отъявленных головорезов, не признающих никаких правил, — с гиканьем вышибала массивные резные двери небольшой часовни. Что они там найдут, кроме перепуганного священника и пары медных подсвечников, было неизвестно, но сам факт не предвещал ничего хорошего.
Испанские солдаты, те немногие, что уцелели после падения фортов и первых стычек на улицах, были совершенно деморализованы и разрознены. Они пытались организовать оборону в каких-то ключевых точках — на перекрестках, у входов на рыночные площади, в казармах, — но эти очаги сопротивления были обречены. Пиратов было слишком много, они были повсюду, и их ярость, подогреваемая запахом золота и крови, не знала границ. Один за другим эти импровизированные редуты падали под натиском превосходящих сил. Пленных, как правило, не брали. Зачем возиться с ними, когда вокруг столько еще не разграбленных домов?
Я видел это и понимал, что после того, как город будет полностью захвачен — а в этом я уже не сомневался, — мне предстоит титаническая работа. Нужно будет как-то обуздать эту разбушевавшуюся стихию, восстановить хотя бы подобие порядка, организовать сбор и справедливый (насколько это возможно среди пиратов) дележ добычи, предотвратить междоусобные стычки, которые неизбежно начнутся, когда самые лакомые куски будут уже растащены. Это будет не легче, а может, и труднее, чем сам штурм. Контролировать толпу опьяненных успехом и грабежом пиратов — задача не из легких.
Но это будет потом. Сейчас главной задачей было добраться до губернаторского дворца и захватить его. Это был ключ ко всему. Если дворец падет, если испанская администрация будет обезглавлена, организованное сопротивление в городе прекратится само собой. Останутся лишь отдельные группы отчаявшихся, которые будут огрызаться до последнего, но это уже не изменит общего исхода.
Мы шли по улицам, стараясь держаться в тени, избегая открытых пространств. Город, еще утром казавшийся таким мирным и даже сонным под тропическим солнцем, теперь был похож на растерзанное тело. Разбитые витрины, выломанные двери, валяющиеся на мостовой обломки мебели, брошенное оружие, лужи крови, которые еще не успели впитаться в камень. И трупы. Их было много. Слишком много. В основном испанцы — солдаты, горожане, но попадались и пираты, те, кому не повезло, кто нарвался на отчаянное сопротивление или просто попал под шальную пулю. Война собирала свою жатву, не разбирая своих и чужих.
В одном из переулков мы наткнулись на особенно жуткую картину. У стены лежали тела целой семьи — мужчина, женщина и двое детей. Судя по всему, их застали врасплох, когда они пытались бежать. Рядом валялся раскрытый узелок с какими-то пожитками. Мои люди молча прошли мимо. Даже для них, привыкших к смерти, это было слишком. Лишь Стив на мгновение задержался, что-то неразборчиво пробормотал и быстро пошел дальше. Я не стал ничего говорить. В такие моменты слова были бессильны.
Чем ближе мы подходили к центру, тем интенсивнее становились звуки боя. К общему хаосу добавился еще и треск пожаров — видимо, кто-то из пиратов, не найдя ничего ценного, решил просто поджечь дом из мести или для забавы. Или, возможно, это были испанцы, пытавшиеся таким образом остановить продвижение наших сил, создавая огненные барьеры. В любом случае, дым все гуще застилал небо, делая воздух едким и удушливым.
Портобелло погружался в ад. И мы были теми демонами, которые принесли этот ад на его улицы. Я старался не думать об этом слишком много. Была задача, и ее нужно было выполнить. Все остальное — лирика, сантименты, которые могли стоить нам победы, а возможно, и жизни.