Одновременно с этим светящиеся панели на стенах, до этого переливавшиеся сложными диаграммами и символами, замигали ярко-красным, предупреждающим светом. Вся комната погрузилась в тревожный, пульсирующий багрянец. Ядро в центре зала, состоящее из вращающихся колец, тоже изменилось. Его голубое свечение стало нестабильным, оно начало дергаться, пульсировать, словно внутри него что-то боролось, сопротивлялось.
— Что происходит, капитан⁈ — заорал Стив, пытаясь перекричать сигнал тревоги. Он инстинктивно пригнулся, готовый к худшему.
— Кажется, я что-то нажал! — проорал я в ответ, хотя и сам до конца не понимал, что именно я сделал. — Похоже, это какой-то аварийный протокол!
Да, это было очень похоже на то. Я, по всей видимости, случайно или по наитию, активировал какую-то древнюю систему безопасности, заложенную еще Предтечами. Систему, предназначенную для прерывания несанкционированного доступа к ядру или для очистки его от внешнего вторжения, такого, как попытка Вежи интегрироваться с ним. И эта система, проспавшая, возможно, тысячелетия, вдруг проснулась и начала действовать.
Голограмма Вежи, до этого момента полностью поглощенная процессом слияния с ядром, резко дернулась. Ее горящие голубым огнем глаза метнулись в мою сторону. На ее идеальном, нечеловечески красивом лице впервые отразилось нечто, напоминающее… удивление? Или даже… страх?
— Нет! — ее голос, теперь уже не шепот в моей голове, а громкий, металлический крик, разнесся по залу, смешиваясь с воем сирены. — Что ты наделал⁈ Глупец! Ты не понимаешь, что ты сделал!
Энергетические нити, связывавшие ее с ядром, начали истончаться, мерцать, словно их что-то разрывало изнутри. Ее фигура стала нестабильной, по ней пошли помехи, искажения, как на старом телевизионном экране. Она явно теряла контроль над ситуацией. Древний протокол очистки работал, и работал против нее.
Я стоял, прижавшись спиной к холодной стене, и смотрел на это зрелище, не в силах пошевелиться. Смесь облегчения и ужаса парализовала меня. Я остановил ее? Или я только что подписал нам всем смертный приговор, запустив какой-то механизм самоуничтожения?
Но долго размышлять об этом мне не пришлось. События развивались со стремительной скоростью. Ядро в центре зала начало излучать еще более интенсивный, почти ослепляющий свет, но теперь он был не голубым, а каким-то белым, выжигающим. Сигнал тревоги достиг своего пика, превратившись в сплошной, невыносимый ультразвук.
А потом из ядра ударил мощный энергетический разряд. Не луч, не молния, а какая-то волна чистой, концентрированной энергии. И она была направлена прямо на голограмму Вежи.
Волна белой, слепящей энергии, вырвавшаяся из ядра стеллы, обрушилась на голограмму Вежи с такой силой, что та на мгновение словно окаменела. А затем началось нечто невообразимое.
Ее светящаяся фигура начала искажаться, корчиться, как будто ее разрывали на части невидимые силы. По ней пробегали судороги, она то сжималась в комок, то растягивалась в невероятных пропорциях. Из ее недр, если так можно выразиться о голограмме, вырвался крик. Но это был не человеческий крик. Это был какой-то цифровой, синтезированный вопль, полный не столько боли, сколько ярости, отчаяния и… удивления. Удивления от того, что она, всемогущая Вежа, почти достигшая своей цели, вдруг столкнулась с чем-то, что оказалось сильнее ее.
— Нет! Не-е-ет! Этого не может быть! — ее искаженный, дребезжащий голос метался по залу, отражаясь от стен. — Я почти… Я была так близко! Вы не имеете права! Это мое! Мое по праву!
Она пыталась сопротивляться. Я видел, как она отчаянно старается восстановить контроль над ядром, как пытается оттолкнуть эту разрушительную энергию. Энергетические нити, связывавшие ее с кольцами, натягивались до предела, то вспыхивая ярким пламенем, то почти угасая. Но древний протокол очистки был неумолим. Он был как вирус, проникший в ее систему и разрушающий ее изнутри.
Ее голограмма начала распадаться на части. Куски света и тени отваливались от нее, как штукатурка от старой стены, и с шипением растворялись в воздухе. Ее лицо, искаженное гримасой ярости и боли, на мгновение стало почти человеческим в своем страдании. А потом ее фигура начала мерцать все чаще, становиться все более прозрачной, пока не превратилась в едва заметный, дрожащий контур.
Последний, самый мощный разряд из ядра ударил точно в этот контур. Раздался оглушительный треск, похожий на разрыв гигантской электрической лампы. Вспышка белого света на мгновение ослепила меня, заставив зажмуриться. А когда я снова смог открыть глаза, голограммы Вежи уже не было. Она исчезла. Растворилась. Уничтожена.