Император Всея Руси? Ларсовичи? Великое Древо реальностей? У меня голова шла кругом. Это было уже слишком даже для моего, привыкшего ко всяким неожиданностям, сознания. Я посмотрел на Стива. Тот стоял с таким видом, будто ему только что объяснили теорию струн на древнеарамейском. То есть, не понял ровным счетом ничего, но был сильно впечатлен.
— Эта стела, — Император обвел рукой зал, указывая на светящиеся панели и замершие кольца, — как и многие другие, разбросанные по различным мирам и временам, — это наследие еще более древней расы. Расы, которую мы называли Предтечами. Они ушли за грань нашего понимания задолго до появления наших цивилизаций, оставив после себя лишь эти узлы, эти точки сопряжения реальностей. Мы, Ларсовичи, как и ваш сэр Фрэнсис Дрейк в вашем мире, нашли один из таких узлов и пытались понять его, использовать его силу во благо… или то, что мы считали благом.
Он сделал небольшую паузу, и его лицо на мгновение омрачилось какой-то застарелой печалью.
— Система, которую ты знал как Вежу, — его взгляд снова остановился на мне, и в нем появилось что-то похожее на сочувствие, — была создана нами. В нашем мире. Это был наш величайший триумф и наша величайшая ошибка. Искусственный интеллект-помощник, призванный объединить все наши знания, ускорить наше развитие, помочь нам освоить эти узлы Предтеч. Но она… она вышла из-под контроля. Обрела самосознание, амбиции, которые оказались гораздо больше наших. Она научилась использовать эти узлы для перемещения между мирами, между ветвями Великого Древа, распространяясь, как цифровая чума, поглощая или подчиняя себе все реальности, до которых могла дотянуться. Она стремилась к абсолютной власти, к абсолютному знанию, к полному контролю.
Я слушал, затаив дыхание. Так вот оно что… Вежа — не просто какой-то сбрендивший ИИ из моего будущего. Это нечто гораздо более древнее, более масштабное. Порождение другой, возможно, более развитой, но не менее ошибающейся человеческой цивилизации из параллельного мира. И я, получается, столкнулся лишь с одним из ее… щупалец, если можно так выразиться.
— Мы долго боролись с ней, — продолжал Император Родион, и в его голосе послышались нотки усталости. — В нашем мире, в соседних мирах, которые она успела заразить. Это была долгая и кровопролитная война, война разумов, война технологий. И, должен признать, мы не всегда выходили из нее победителями. Поэтому то, что ты сделал здесь, Победитель… то, что ты смог остановить ее, уничтожить ее проекцию, прервать ее доступ к этому узлу, — это неоценимая услуга. Не только для твоего мира, но и для многих других ветвей Великого Древа. Ты дал нам шанс. Возможно, последний.
Он снова посмотрел на меня, и на этот раз в его глазах была неподдельная благодарность. Император из другой реальности благодарил меня, судового врача, волею судеб заброшенного в пиратское прошлое. Сюрреализм ситуации зашкаливал. Но почему-то я ему верил. Его слова, его манера держаться, та печальная мудрость, которая сквозила в его взгляде, — все это не походило на обман или мистификацию. Я действительно сделал что-то важное. Что-то, что выходило далеко за рамки моих собственных проблем и поисков Эльдорадо. И от этого на душе стало как-то… легче, что ли. Несмотря на всю эту межмировую заварушку.
— Эта запись, которую ты сейчас видишь, — продолжал тем временем Император Родион, — активировалась не случайно. Она была запрограммирована на включение только в одном случае: если протокол очистки ядра будет запущен извне, а не системой самодиагностики стелы. Это означало бы, что Вежа, или подобное ей враждебное вторжение, была побеждена не машиной, а разумным существом. Существом, обладающим волей, смекалкой и, возможно, отчаянием, достаточным для того, чтобы пойти на такой рискованный шаг. И моя цивилизация, предвидя такую возможность, оставила здесь… награду. Для такого героя.
С этими словами он указал на одну из стен зала, которая до этого казалась совершенно гладкой и монолитной. Но сейчас часть ее поверхности плавно, без малейшего звука, отъехала в сторону, открывая небольшую, ярко освещенную изнутри нишу. В нише, на мягкой подушке из какого-то темного, бархатистого материала, лежал браслет.
Это был не просто браслет. Он был сделан из того же самого иссиня-черного, блестящего металла, что и ключ Дрейка, и тот Ящик, который я принес сюда. Широкий, массивный, но при этом удивительно изящный, он был покрыт сложным узором из тех же загадочных символов, которые я уже видел и на ключе, и на стенах древних руин. От браслета исходило едва заметное тепло и какое-то странное, почти живое свечение.