Никогда раньше он не связывал слово «жениться» с какой-то конкретной женщиной.
Хантер потрогал чашку с горячим кофе и подумал, что уик-энд в Пончатуле, возможно, вернет его в нормальное состояние, но он же может лишить его Даффи. Когда она увидит разделяющую их пропасть, скорее всего она откажется встречаться с ним.
Приглашая Даффи в Пончатулу, Хантер был готов к такой развязке, однако радости ему это не доставляло.
Закрыв за собой дверь ванной комнаты, Даффи прислонилась к ее гладкой поверхности и вздохнула так глубоко, что воздух, казалось, достиг пальцев ее ног. Возможно, она обидела Хантера тем, что не пригласила его в душ вместе с собой. Ее поступок был похож на бегство. Наверное, она слишком остро прореагировала на его шутливое предложение.
Даффи отошла от двери, повернулась к зеркалу и попыталась понять причину своего бегства.
Конечно, все дело в его шутке.
Подобная ситуация – как и реакция Даффи на нее – не была для нее чем-то новым.
Но в отличие от предыдущих моментов бегства сейчас Даффи хотелось бы, чтобы Хантер говорил серьезно.
«Возьми себя в руки, – сказала она своему отражению в зеркале. – Вспомни, что ты из тех, кто не выходит замуж».
А тем более за Хантера Джеймса, мистера За-тридцать-дней-я-покорю-любую-женщину. Видимо, примером для него служит Юлий Цезарь. Veni, vidi, vici – пришел, увидел, победил.
Правда, тут же подумала Даффи, для Хантера Джеймса эта фраза более правильно должна была бы звучать: увидел, победил, пришел.
Вздохнув, Даффи шагнула к ванне и встала под душ. И все же она, конечно, не могла отказать Хантеру ни в мастерстве, ни в благородстве. Ни один из ее любовников и близко не подошел к возможности дать ей столь полное удовлетворение.
Выливая шампунь на волосы, Даффи размышляла о том, что, похоже, они с Хантером принадлежат к одному типу людей. Оба непостоянны, неустойчивы, и оба стараются поскорее убежать от демонов своей прошлой жизни.
Рассуждения о бегстве привели Даффи к мысли отказаться от поездки. Она скажет Хантеру, что передумала.
Тем не менее, она продолжала старательно брить ногу.
Ногу, которой она обнимала Хантера во время секса, самого страстного в ее жизни.
Даффи побрила другую ногу и снова встала под душ.
Мысленно она вновь пережила момент, когда Хантер прижал ее так близко к себе, что она почувствовала проникновение их тел друг в друга, а потом он наполнил ее своим семенем.
Нет, она не останется дома. Не загадывая, что будет дальше, она поедет с ним в Пончатулу.
Глава 18
Хантер с трудом удержался от того, чтобы, миновав поворот на Пончатулу, не развернуть машину в обратном направлении. В направлении Нового Орлеана.
Города, где живут такие женщины, как Даффи.
Езда занимала меньше часа по магистрали. Даффи всю дорогу весело щебетала в такой легкомысленной манере, что Хантер почти не узнавал женщину, с которой совсем недавно переспал.
Почти.
Даффи, должно быть, волновалась – Хантер не видел других причин для такого поведения. Ведь она пересказала ему истории о половине людей, снятых ею для своей газеты, ни разу при этом не расслабившись и не став той Даффи, с которой он ездил в Лас-Вегас.
Его мать подумает, что он рехнулся.
Ему казалось, что он видит ее мудрые глаза. Чуть отодвинувшись от Даффи, одетой в льняной наряд и легкие сандалии, с дамской сумочкой, в дорогом браслете, иногда поблескивающем на ее запястье, Хантер посмотрел на нее глазами своей матери. Он мог почти прочесть мысли Тельмы, услышать их: «Красотка, ничего не скажешь, но неужели деньги ударили тебе в голову, сын?»
А что увидит Даффи, когда посмотрит на его мать? Увидит ли она лишь руки, изуродованные непосильной работой, и морщины на ее лице от бесконечной борьбы за жизнь? Или она увидит руки, которые спасали его, почувствует острый ум и любящее сердце, всегда знающее, что для него лучше?
Зачем, ну зачем он пригласил сюда Даффи?
– Вот указатель: Пончатула, – сказала Даффи, махнув рукой на надпись на въезде.
– Правильно, – пробормотал Хантер и как раз в это время свернул к повороту, чтобы уйти от восемнадцатиколесного монстра рядом с собой.
Монстр загудел, и Хантер пожал плечами. Пускай шофер возмущается. Он не может быть несчастнее, чем Хантер в этот момент.
– Ты часто ездишь в Пончатулу? – Даффи сидела вполоборота к нему, но ее внимание, казалось, было целиком поглощено проезжающими мимо машинами.
– В последнее время я провел больше времени в этом городе, чем в Новом Орлеане, – ответил Хантер.
– Была причина? – Задав этот вопрос, Даффи засмеялась, потом резко оборвала смех, схватившись за подбородок.
– Я заставляю тебя нервничать, Даффи? – Хантер не мог не спросить об этом.
Вопрос был трудным для него, он буквально выталкивал из себя слова. Обычно Хантера не интересовало, что происходит в душе женщины. Если ему становилось с кем-то непросто, он только пожимал плечами и шел дальше. Но, черт возьми, сейчас он не мог сделать этого! Он намеренно пригласил Даффи в Пончатулу после того великолепного уик-энда в Лас-Вегасе.
И не мог поступить с ней так, как поступал с другими женщинами.
«Никогда».
Хантер посмотрел через правое, потом через левое плечо. Кто сказал это слово?
Даффи с любопытством смотрела в окно, будто она никогда прежде не видела ни станции «Шеврон», ни прачечной, которая была втиснута в пристройку под односкатной крышей. Черт, да она, наверное, никогда в жизни не ходила в прачечную. Хантер смотрел на Даффи: она играла дорогим браслетом на своем запястье, но ее губы не двигались, так что это не она произнесла: «Никогда».
«Это, должно быть, мое подсознание», – догадался Хантер. Нервничал скорее он сам. Он пригласил Даффи в Пончатулу, во-первых, чтобы открыть ей правду о себе; во-вторых, чтобы увидеть ее реакцию; в-третьих, чтобы просто побыть с ней; в-четвертых, чтобы узнать, захочет ли она иметь дело с парнем, имеющим блестящее будущее, но не такое уж приятное прошлое.
– Нервничать? – переспросила Даффи, покачав головой. – Нет. Я редко нервничаю. А откуда взялось название «Пончатула»?
Спокойный вопрос об абстрактных, не касающихся их жизни вещах. Кому интересно значение названия города? Что интересует Хантера, так это…
– Даффи!
– Да?
Он съехал с главной улицы с ее антикварными магазинами и ресторанами, которые обслуживали главным образом туристов, останавливающихся в городе в поисках подарков для своих друзей.
Повернувшись к Даффи, Хантер положил руку на ее подголовник и, к своему смятению, увидел, что у нее резко изменилось настроение.
– Ты расстроена из-за презерватива?
Глаза Даффи расширились. Хантер проследил за красиво очерченной линией ее шеи, когда она с трудом сглотнула и посмотрела на него.
– Нет, совсем нет.
Он коснулся ее волос.
– Это правда?
Даффи кивнула и усмехнулась.
– Тогда что же? – Удивленный, что он задал такой вопрос, Хантер ждал ответа.
Почему его должно заботить, чем она расстроена? Разве он сам не собирался расстроить ее? Разве не хотел он, чтобы она прекратила общаться с миллионером, выродком из маленького городка, незаконнорожденным сыном женщины, которая пропускала графу «отец» в свидетельстве о его рождении?
– Все в порядке, – сказала она. – Так что мы сначала посмотрим?
Откинувшись на сиденье машины, Хантер посмотрел на руль. Забавно, что он хотел понять ее настроение, а она не пускала его к себе в душу. Обычно бывало наоборот: например, Люси докучала ему вопросами о том, что он чувствует, он же никогда не делился с ней, считая, что она не поймет его.
Возможно, и Даффи думает так же? Но если ей кажется, что он, Хантер Джеймс, не поймет ее, то какая польза от объяснений?