— Только что! Пустите, доктор! Я хочу забрать свой кошелек, он валяется на земле. Он мне нужен. Его мне подарила мама Виталика.
А доктор как скала, его с места не сдвинешь. О чем-то думает, шаря взглядом по моему лицу.
— Вас что, прямо в номере ограбили? Как это? Тут? В гостинице? На черт-те каком этаже? Средь бела дня? Мы же только что въехали. Вы поэтому сидели на пороге и плакали? Почему вы не позвали на помощь? На вас напали? Травмы есть? — Переполошившись, он непроизвольно убирает руку с косяка.
Я пытаюсь пробежать, но он считает, что мы не договорили и хватает меня за талию. Мы оказываемся чересчур близко. Я заглядываю в красивые светлые глаза, расстояние между нашими лицами непристойно короткое. Я вижу мужественные черты и могу коснуться жесткой щетины. Неожиданно меня простреливает током чувственного влечения. Воронцов почти сразу убирает руки, но подвисает, так же, как и я. От его незамысловатого прикосновения по спине идут приятные мурашки.
Вот прямо сейчас, вдобавок ко всем моим бедам, не хватало только этого!
Глава 8
Демьян.
Александра Станиславовна Золотова — женщина, от которой сплошные проблемы.
— Вы же понимаете: учитывая все вводные, выходит, что здесь орудует банда! — смотрю ей в глаза.
У меня в крови помогать людям, а Золотова в этом нуждается круглосуточно.
— Какая еще банда, Демьяш?! — вмешивается в разговор моя девушка.
В этой поездке она меня впечатляет почти каждую минуту. Говорят, чтобы узнать друг друга, надо вместе сделать ремонт. Чувствую, по возвращении в Москву процесс внесения изменений в жилые пространства моей или ее квартиры нам со Светланой уже не понадобится.
— Разбойная преступная группа, шайка. Называй это как хочешь, Света. На нее не на улице напали, — разворачиваюсь вполоборота, затем снова кошусь на Золотову, — а средь бела дня в номере гостиницы. Повторяю, свой вопрос, — строго глядя на Александру, — травмы есть? Вам что-нибудь сделали? Вы запомнили лицо, какие-то приметы? Прежде чем бежать на улицу и хватать с земли улики, неплохо было бы проанализировать свои действия. Расскажите подробно и тезисно, что здесь произошло. Вор один был? Там в углу камеры. Получается, есть запись. Но я сомневаюсь, что она что-то даст. Раз он так свободно орудует, значит знал, что и как. Вор в сговоре с кем-то из администрации отеля или персонала.
И снова в упор. Вроде бы неглупая женщина, но эмоциями управлять совершенно не умеет. Такие вечно во что-то ввязываются. Хотя, глядя на Светлану и ее попытки посадить меня в клетку, я уже теряюсь, кто из них хуже.
— Он постучал. Я открыла. У него был пистолет, черная толстовка, кепка. А у меня в кармане кошелек. Он выхватил и побежал. И не спрашивайте меня о приметах. В коридоре вообще не было света, и для меня все тайцы, не в обиду местным жителям, одинаковые.
Пистолет?! Глаз дергается от этих слов. Но как же злит ее неправильное поведение.
— И вы не нашли ничего лучше, как сесть на порог номера и ныть в два ручья?
Вздохнув, она упирается в меня ледяным взглядом.
— Ваша человечность, Демьян Максимович, поражает.
— Я доктор, Александра Станиславовна, моя работа делать людям больно, чтобы потом стало хорошо, — немного изменив знаменитую фразу, не свожу с нее глаз.
— Точнее и не скажешь, прямо про вас. Я вот только не могу понять: за что меня судьба наказывает, по новой сталкивая с вами? — нервно смеется. Золотова по-прежнему меня ненавидит.
Она красивая. Фигура, лицо, волосы. Все как надо. Это подкупает. Именно поэтому я рискнул заслужить ее расположение, чтобы не лишиться лицензии. Это было приятно. Но на этом все. У нас разные взгляды на жизнь.
Обвинять врача в том, что он не смог спасти дебилоида, который активно занимался футболом, имея врожденный порок сердца, недопустимо.
А уж обелять его же, точно зная, что он изменял, — полная чушь.
Значит, не такая уж Александра Станиславовна умная, какой себя мнит.
— Зачем вы открыли дверь, еще и не спросив, кто там? Я так даже в родной стране не делаю, не то что за границей.
— Я полагала, что это снова вы! — бурчит, надув губы, и размазывая руками остатки слез по щекам.
— Я?
— Ну да. Решили продолжить настаивать на…
Она запинается. Смотрит на Свету, потом на меня. Решила спасти мою задницу? И утаить ребенка? С чего вдруг? Что за приступ благотворительности? Если ребенок мой, я не собираюсь делать перед кем-то вид, что бездетен. Буду обеспечивать, раз уж имел тупость сделать его с почти незнакомым человеком. За все надо платить.