Выбрать главу

Что касается кино, раз уж о том зашла речь, то Кир Булычев занимался этим делом с середины 70-х до середины 80-х годов. Так получилось, что к нему обратились с предложениями работать вместе два таких славных режиссера, как Ричард Викторов и Роман Кочанов. С первым Кир Булычев сделал два фильма – «Через тернии к звездам» и «Комету»; со вторым две мультипликационные ленты – «Тайна третьей планеты» и «Два билета в Индию». Еще Киру Булычеву удалось поработать с такими хорошими режиссерами, как П. Арсенов, А. Майоров, Г. Данелия, Ю. Мороз и В. Тарасов. И с другими хорошими режиссерами тоже. Всего он писал сценарии к двадцати фильмам (включая короткометражные «дебюты»). Но в последние годы отошел от кино – скорее по причинам внутренним: темп жизни в кино с возрастом становится трудным для некоторых писателей. Впрочем, и ситуация в нашем кинематографе переменилась, и ему стали нужны иные сценарии.

Начав с фантастических рассказов, Кир Булычев вскоре написал и фантастический роман, который назывался «Последняя война». В том романе впервые появился его первый «постоянный» герой доктор Павлыш. Этот доктор имеет свой прототип, хотя Булычев старается никогда ничего подобного не делать. История эта произошла в 1967году, когда журнал «Вокруг света» послал Булычева своим корреспондентом в переход по Северному морскому пути на сухогрузе «Сегежа». В Карском море «Сегежа» сломала винт, выбилась из всех сроков, еле добралась до Диксона и там приводила себя в порядок. Рейс был внутренний, спокойный, Кир Булычев делил каюту первого помощника с художником, также командированным в Арктику, чтобы запечатлеть труд советских моряков. Любой знакомый с морскими порядками нашей страны сразу поймет, почему лишние рты на борту «Сегежи» обитали в каюте первого помощника. А для несведущих разъясню: в судовой роли такой корабельной должности и быть не может. Есть старпом – это моряк. А есть первый помощник – это политрук, нужный Родине и своей организации лишь в заграничных рейсах. А чего ему делать в Арктике? Кто там убежит или продаст иностранцу государственную тайну?

Художник оказался человеком скучным, иные моряки – чудесными, но порой чрезмерно – по случаю холодов и сломанного винта – пьющими, а вот корабельный доктор Слава Павлыш – просто чудесным. Булычев с ним подружился и до сих пор поддерживает, хоть и ослабевшие с годами, но дружественные отношения. Булычев с Павлышом провели много дней в неспешных дружеских беседах и прогулках по окрестностям Диксона и Хатанги. И вот это ощущение «Сегежи», черты характера ее моряков, отношений на борту, необычного и бесчеловечного простора Арктики – все это как-то перешло в первый роман Булычева. А потом Слава Павлыш, чем-то напоминающий настоящего Павлыша, а чем-то все более разнящийся с ним, начал появляться в различных повестях и рассказах. По крайней мере в настоящем Собрании сочинений ему посвящены два тома.

Другая «постоянная тема» для Кира Булычева – это городок Великий Гусляр. Он тоже имеет свой прототип. Географический. И также на уровне ассоциаций, не более.

Тогда же, в начале своей писательской карьеры, Кир Булычев с друзьями поехал в Вологду, оттуда в Кириллово-Белозерск и Великий Устюг. Как свидетельствуют современники, Великий Устюг оказал на Булычева неизгладимое впечатление. Он был им очарован. И надо же было так случиться, что на одной из центральных улиц города, именно в момент пребывания там автора, произошел провал: кусок мостовой провалился в какой-то древний подпол. И Булычеву вдруг представился этот город Великий Гусляр совсем как настоящий, и его обитатели, имена которых он извлек из «Адресной книги города Вологды» за 1913 год, подаренной ему умнейшей и обаятельной Еленой Сергеевной, бывшей директоршей тамошнего музея, и провал на главной улице… с этого момента должно было начаться действие. А потом ему приглянулся один из зеленых дворов, окруженный двухэтажными скучными домиками. За могучим столом в том дворе сидели люди в майках и зашибали козла. Так родился центр действия… Но написан первый гуслярский рассказ был в Болгарии, в горном городке Боровец, под шум сосен и звон колокольчиков возвращающихся с альпийских лугов овец. Булычеву, попавшему в Болгарию по приглашению друзей, катастрофически требовались деньги. А деньги согласился дать журнал «Космос». За рассказ. Вот почему первый гуслярский рассказ увидел свет на болгарском языке. Уже вернувшись домой, Булычев начал писать большую повесть о Гусляре. Где фигурировали персонажи из «Адресной книги» и провал на улице.

С тех пор Булычеву удалось придумать шестьдесят восемь рассказов и повестей о Великом Гусляре, некоторые из них удачные, а некоторые совсем плохие. Но даже если выкинуть совсем неудачные, то хватило на три тома в этом Собрании.

У Булычева долгие годы была репутация оптимиста. Ему очень надоедало состоять в оптимистах, но хотелось верить в то, что наша жизнь все же повернется к лучшему. Скептики и борцы за свободу в последнее время укоряют Булычева за то, что он был дитем застоя. Каждому свое. Булычев оказался прав в своем историческом оптимизме, а скептики вышли из диссидентов, заняли посты президентов и принялись бороться с оппозицией. Зато теперь, когда быть оптимистом не возбраняется, Булычев достал из-под стола целый том пессимистических опусов и, с опозданием на век, предлагает читателям. Если бы он был посмелее и посерьезнее, то напечатал бы это все давно в свободной прессе и сегодня бы приезжал оттуда советовать интеллигенции, как ей следует жить.

Скинув маску оптимиста, под которой оказалось лицо оптимиста, Булычев надел теперь маску фаталиста. Ему хочется еще пожить в свободном обществе, но он не уверен, что судьба даст такую возможность на долгое время. Это отражается в его рассказах последнего времени. Чтобы не впадать в уныние, Булычев уже с 1989 года, превозмогая болезни и старость, а также растущий маразм, пишет большой-большой роман. Роман называется «Река Хронос». Неизвестно, что выйдет из этой затеи, и ответ на этот вопрос может дать лишь настоящее Собрание сочинений. Если к его завершению удастся завершить и роман, то, значит, одна из задач выполнена. Вторая – сбросить лишний вес и делать по утрам гимнастику. Остальные задачи уже невыполнимы.

ТРИНАДЦАТЬ ЛЕТ ПУТИ

1

Сто шесть лет назад корабль «Антей» покинул Землю.

И как ни велика его скорость, как ни ничтожно сопротивление космического вакуума гигантской пуле, траектория полета которой соединяет уже неразличимую даже в самый мощный телескоп Землю и Альфу Лебедя, путь займет в общей сложности сто девятнадцать земных лет.

Сто шесть лет миновало на Земле с того дня, как семьдесят шесть космонавтов, в последний раз взглянув на голубое небо, на пух облаков и зелень деревьев, вошли в планетарные катера, и те взмыли вверх, где на высоте полутора тысяч километров, на постоянной орбите их ждал «Антей».

Подлетая, они могли оглядеть этот дом издали. Одному космический корабль казался неуклюжим насекомым, другому напоминал сломанную детскую игрушку. «Антею» никогда не придется снижаться на Землю или на другую планету. Ему суждено было родиться в космосе, где его собрали, и умереть там. Поэтому конструкторы создавали его без оглядки на сопротивление среды. Непривычному глазу он представлялся нелогичным совмещением колец, труб, шаров, антенн и кубов.

Пока корабль набирал скорость, – а разгон его занял месяцы, – экипаж «Антея» мог видеть Землю. Сначала она занимала половину неба, но постепенно превращалась в тускнеющую точку среди миллионов подобных ей и более ярких точек…