Костя упрямо старался не думать об этом и стоически отдавался ощущениям, возникшим до этого. Он хотел и дальше чувствовать необычную, до сих пор незнакомую гордость, глубокую радость от сознания того, что здесь, в этой светлой комнате сосредоточен весь цвет врачебных знаний. Нет, конечно, не весь… — поправил он себя. «Весь» было бы, если бы здесь были представлены еще и Москва, Харьков, Киев, Одесса, Казань, Саратов, Томск, Свердловск, Новосибирск, Иркутск и многие другие наши города, имеющие медицинские институты, клиники, лаборатории. Нет, это далеко не «весь», не «вся», не «все». Но это яркая, великолепная грань драгоценного камня советской науки. Каждый из этих врачей-ученых имеет свой огромный опыт, свои труды, свою школу, многие приобрели на своем поприще признание, славу, награды, высокие звания, многие состоят почетными членами иностранных научных обществ и университетов, корреспондентами мировых медицинских журналов. Вероятно, и они в начале своей деятельности бродили впотьмах, что-то искали, чего-то им не хватало…
«Медицина вовсе не комфортабельный отель, — вспомнил Костя слова Василия Николаевича, — и врачи не туристы». «Да, конечно, — всей страстью горячего порыва признал Костя, — надо работать».
Именно здесь, в этом помещении, переполненном людьми, жизнь которых целиком была отдана науке, Костя особенно резко почувствовал всю слабость своих познаний, всю мизерность первоначального образования, еще нисколько не пополненного ни клиническим опытом, ни лабораторной работой, ни обширной медицинской литературой.
«Работать надо!» — раздавались в ушах слова профессора.
«Работать надо!» — откликалось в сознании Кости.
Чтобы хорошо знать нормальную и патологическую анатомию, нельзя довольствоваться одними студенческими познаниями, надо и теперь, и всегда, и как можно чаще бывать в прозекторской, надо тщательно, систематически, постоянно изучать эту основную область медицины. Чтобы органически усвоить физиологию — надо работать в лаборатории и надо читать, читать, читать. Чтобы…
Он вдруг почувствовал странный холодок, пробежавший по спине. Ему хотелось обернуться, посмотреть, нет ли Лены, и, если она здесь, то одна ли, если не одна, то с кем?
Но у кафедры показалась внушительная фигура профессора Загарина, и Костя сосредоточил на нем свое внимание. Излишне полный и тяжеловатый для своего сорокалетнего возраста, но элегантный, уверенный, профессор держался просто и спокойно, словно находился в домашнем кругу старых добрых знакомых. Говорил он громко, закругленно, в свободном и даже, как показалось Косте, несколько развязном тоне человека, привыкшего к частым публичным выступлениям и к успеху. Тема его доклада, равно интересная и для терапевта, и для хирурга, и для невропатолога, и для рентгенолога, сразу же прочно захватила внимание аудитории. Заболевания щитовидной железы. Докладчик шел своей собственной дорогой. Много времени он уделил эндокринологии, в частности патологии щитовидной железы. Не отвергая ни одного способа, он говорил, что в области лечения этих болезней «всем нам хватит работы до конца жизни…» Он доказывал безусловную необходимость операции и большинстве средних и тяжелых случаев, но только после длительного и тщательного терапевтического лечения и доведения больного до «холодного состояния». Только это гарантировало жизнь и здоровье больным, в восьмидесяти случаях из ста возвращающимся к полноценной работе. Но он защищал также необходимость во многих случаях вмешательства только рентгена, дающего, по его словам, не менее шестидесяти процентов излечения, и горячо доказывал, что в случае неудачи рентгенотерапии можно произвести последующую операцию без опасения, высказываемого многими врачами, — что «рентген отрезает пути хирургии».
Доклад был чрезвычайно интересен, насыщен богатейшим клиническим материалом, иллюстрирован яркими примерами, убедительными цифрами. В заключение профессор продемонстрировал больных, излеченных и возвращенных не только к жизни, но и к нормальному труду. С удивительной скромностью и тактом, оцененным всей аудиторией, профессор демонстрировал не только своих больных. В заключительной, очень удачно составленной группе, он показал пожилую женщину, юношу и девушку лет семнадцати, с небольшой красной полоской на открытой шее.
— Вот… — сказал он, демонстрируя пожилую женщину, — случай, так сказать, терапевтический. До лечения здесь была во всей своей красоте классическая триада: резко увеличенная железа, тяжелое пучеглазие, основательная тахикардия, доходящая до ста восьмидесяти ударов, и все прочее, что полагается в этих случаях. В клинике у глубокоуважаемого Василия Николаевича, — он сделал жест в сторону профессора, в эту минуту шепотом объяснявшего Косте именно этот случай, — ее лечили микроидом, подготавливая, по моей просьбе, к операции, но операция не понадобилась. Все явления, как видите, исчезли и не возвращаются вот уже больше одиннадцати месяцев. Дело обошлось, к счастью, без меня.