— Знай, какое бы решение ты ни приняла, я в любом случае тебя поддержу, — успокоила меня мама. — А сейчас пойдем прогуляемся. Беременным полезны пешие прогулки, — мама улыбнулась мне и пошла переодеваться. Я знала, что она часто прогуливается по вечерам, но не думала, что это так полезно. За время прогулки я обдумала всю ситуацию со всех сторон и приняла решение. Теперь главное — выполнить все, что решила, и не передумать, не дрогнуть, струсив на полпути.
Глава 3
Как там говорится в древней мудрости? Хочешь рассмешить Бога, расскажи ему о своих планах.
Пару дней, которые я хотела пожить у мамы, перетекли в пару недель, а потом и в пару месяцев. У нее действительно очень сильно ухудшилось здоровье. Давление скакало, устраивая Американские горки, вылезли старые хронические болезни, и я уже пожалела, что рассказала о своих неприятностях мамуле. Уверена, это все из-за меня. Она молчала, не лезла с разговорами, не спрашивала, что же я в итоге решила. Держала все внутри. Переживала по этому поводу. И вот результат.
Богдан приезжал чуть ли не каждый день. Он привозил продукты, лекарства и ругал меня, что маме нужна квалифицированная сиделка, а не я. Он даже предложил мне отправить ее в какой-нибудь санаторий или положить в больницу, где будут врачи под рукой. Я отказывалась, а мама заверяла его, что все хорошо и я просто паникерша. Как альтернатива, муж организовал осмотр в его клинике, и мы с мамой просто не смогли найти причину отказаться. Это выглядело бы и глупо, и, в конце концов, подозрительно. Да и проблемы со здоровьем были не надуманные, а реальные.
Пока маму осматривали врачи, а приветливая медсестра провожала ее от кабинета к кабинету, муж увел меня в небольшое уличное кафе, что было недалеко. Мы сидели и молчали. Между нами было напряжение, которое душило.
— Аня, ты можешь объяснить, что с тобой происходит? — Богдан смотрел на меня не мигая. — Тебе как подменили.
— Все хорошо, — внутри что-то дрогнуло. Не так давно я решила для себя, что мы поговорим. Выясним, расставим все точки над «i», но сейчас эта решимость куда-то улетучилась. Мне было страшно. Все же догадки — это догадки. Я лелеяла эту микроскопическую надежду, что Богдан мне не изменил, что это было какое-то чудовищное недоразумение. Может быть, я все-таки что-то не так поняла. Боже, как же мне хотелось во все это поверить. Я смотрела на любимого человека, и внутри все дрожало от страха и боли.
— Я же вижу, что нехорошо, — муж сердито смотрит на меня. — Ты отстраненная, подавленная, шарахаешься от меня, словно я в чем-то провинился, — он сердито сводит брови к переносице.
— А ты ни в чем не провинился? — на душе горько. Он заделал ребенка на стороне, еще и выговаривает мне, что я отстраненная. Я как представлю, что он сперва ее этими руками трогал, губами целовал, а потом ко мне теми же губами лезет за поцелуем, становится плохо до тошноты. На губах горькая усмешка. Богдан ищет моего взгляда, но я смотрю в сторону.
— Да что происходит, черт возьми⁈ — и мужчина с размаху опускает ладонь на столик. На нас косятся другие посетители и официанты, а я виновато улыбаюсь окружающим. Стыдно за его поведение.
— На нас люди смотрят. Ты можешь не кричать? — я встаю и машу официанту, чтобы принес счет. Не подходит кафе для выяснения отношений. Устраивать прилюдный скандал я не хочу. Мама всегда приучала, что серьезные разговоры лучше вести наедине и тет-а-тет. Набралась решимости. Нам надо поговорить, иначе я сама себя съем мыслями, догадками, предположениями. Мне надо знать точно.
— Прости, но твое поведение пугает, — мужчина оплатил счет и пытается меня приобнять, но я шарахаюсь в сторону.
— Чем же? — я сделала вид, что ничего не произошло. Просто якобы лужу обходила или неровность на асфальте, потому и сделала шаг в сторону.
— Поведением, — на лице Богдана появилось недовольное выражение. — Скажи честно, у тебя кто-то появился? — и мужчина, резко взяв меня за локоть, развернул к себе лицом.
— Что? — я опешила от его вопроса и предположения. Зло выдергиваю локоть из захвата.
— А что мне остается думать? — Богдан разводит руками. — Ты холодная, отстраненная, шарахаешься.
— И это единственный вывод, что пришел тебе в голову? — я еле сдерживаюсь, чтобы не высказать ему все. Но сейчас не место и не время. Мы стоим посередине тротуара перед его клиникой. — А то, что дело не во мне, тебе в голову не приходило?
— Тогда в чем? — мужчина хватает меня за плечи и пытается встряхнуть, добиться ответа, но я освобождаюсь и отталкиваю мужа.
Набираю в легкие воздух, чтобы сказать. Пусть не то время и не то место, но, видимо, подходящего никогда не будет. Надо поговорить. Надо. Заставить себя перетерпеть всю боль, что он мне приготовил. Но нашему разговору не суждено состояться. Как только я набираюсь решимости, раздается телефонный звонок, который и настрой сбивает, и заставляет пересмотреть свои планы.
— Да, — мужчина ответил максимально недовольным тоном, и, похоже, звонивший растерялся, так как повисла довольно длительная пауза. — По существу говори, — снова пауза, и мне не слышно собеседника мужа, но отчего-то нарастает напряжение и волнение. Появляется дурное предчувствие, что этот звонок какое-то отношение имеет ко мне. — Мы сейчас подойдем. В паре шагов от клиники, — и кладет трубку.
— Что случилось? — я с тревогой вглядываюсь в помрачневшее лицо мужа.
— Обследование по твоей маме окончено, и выводы неутешительные, — отвечает муж и, схватив меня за руку, намеренно сильно сжимая ладонь, чтобы я не смогла освободиться, повел к клинике.
Я даже запыхалась, так спешила. Мама сидела в кабинете врача и растерянно смотрела на меня.
— Доченька, — мама с надеждой позвала, — они говорят, что мне у них здесь надо остаться, подлечиться.
— Совершенно верно, — кивнул врач. Нам указали диванчик, на который я села, а Богдан подошел к столу врача и взял у него медицинскую карту моей мамы.
— Да, Ань, Татьяне Марковне нужно остаться в клинике. У нас есть комфортабельные палаты. Не переживай, о твоей маме позаботятся, — говорит мужчина, не глядя на меня.
— Но в чем дело? — я растерянно хлопаю глазами, переводя взгляд с мужа на маму, а затем и на лечащего врача.
— Нужно стабилизировать давление, прокапать капельницы, понаблюдать за динамикой. В ее возрасте это не шутки, — отзывается врач, глядя на меня, а я смотрю испуганно на маму. Она тоже растерянна, и я пытаюсь взять себя в руки. Нельзя показывать, как я испугалась за нее. Не представляю, как я дальше жить буду, если ее не станет. Нет. Надо гнать от себя даже мысли такие. Нельзя о таком думать. Мысли материальны. Поэтому думаем о хорошем.
— Мам? — я вопросительно смотрю на испуганную родительницу. — Все будет хорошо. Не переживай. Тебя прокапают, подлечат, и будет все хорошо. Договорились? — мама кивает в ответ.
— Татьяна Марковна, о вас хорошо позаботятся, — убеждает Богдан мою маму. — А об Ане я позабочусь, не переживайте.
— Хорошо, — соглашается мамуля и даже плечи повесила расстроенно. — Если надо, значит надо, — я ободряюще улыбнулась маме и, встав, взяла ее за руку. — Только ты береги себя, доченька, — мы с мамой смотрим друг на друга, и я прекрасно понимаю, что она имеет в виду, говоря такие, казалось бы, простые слова.
Глава 4
— Домой? — Богдан с надеждой смотрит на меня, но я отрицательно качаю головой. Мне кажется, что в машине пахнет женскими духами. Не моими духами. Я хмурюсь и принюхиваюсь, как собака, и, поймав себя на этом, встряхиваю головой. Дожили. Докатилась. Принюхиваюсь к мужу и машине на предмет любовниц.
— Ты здесь кого-то возил? — я оглядываюсь по сторонам, ища подтверждение присутствия другой девушки. Заколки, сережки или, может, еще какие пустяки, которые могут вывалиться нечаянно или намеренно из женского кармана или сумочки. Несмотря на то что я сделала самое беззаботное лицо, вопрос все равно вышел странноватым.