После этого обсуждение продолжилось. И журнал «Роул-кол»[10], который освещал события, происходящие на Капитолийском холме, высказал сомнения, осмелится ли хотя бы один законодатель проголосовать против законопроекта.
— Ты знаешь, — обратился Рой Ньютон к своему главному клиенту, — тебе придётся признать поражение. Понимаешь, сейчас никто не в силах изменить ход событий. Если хочешь, можешь назвать происшедшее неудачным стечением обстоятельств, но иногда приходится мириться с неприятностями.
Японца удивил тон американца. Ньютон говорил едва ли не с пренебрежением. Он даже не испытывал вины за то, что не в силах изменить создавшуюся ситуацию, а ведь ему регулярно платили с тех самых пор, как он был впервые принят на службу «Япония, инкорпорейтед» и дал обещание улаживать возникающие конфликты. Не подобало подчинённому так разговаривать со своим благодетелем, однако трудно понять, этих американцев. Им платишь деньги за то, чтобы они выполняли работу, а они…
— Однако сейчас происходит и кое-что ещё, и если у тебя хватит терпения заглянуть подальше в будущее… — Японцу уже давали советы просто заглянуть в будущее, и Ньютон был благодарен своему клиенту за то, что тот проявил достаточное знание английского языка, чтобы оценить разницу между попыткой заглянуть в будущее и попыткой заглянуть туда же, но подальше, — …можно будет рассмотреть другие возможности, — закончил Ньютон.
— И в чём же могут заключаться эти возможности? — ядовито спросил Биничи Мураками. Он был настолько расстроен происходящим, что не сумел скрыть своё раздражение. Всё шло не так, как следовало. Он приехал в Вашингтон, надеясь лично выступить против одобрения этого гибельного законопроекта, а вместо этого его осаждали репортёры, они задавали вопросы, из которых ясно вытекала вся бесполезность таких попыток. Именно поэтому Мураками на несколько недель покинул Японию и оставался в Америке, несмотря на настоятельные просьбы своего друга Козо Мапуды возвратиться.
— Правительства сменяются, — произнёс Ньютон и несколько минут объяснял, что стоит за его словами.
— Из-за такой тривиальной причины?
— Подобного стоит ждать и в вашей стране. Если ты думаешь иначе, то просто обманываешь себя. — Ньютон не понимал, как можно недооценивать столь очевидную истину. Разве люди, которые занимаются маркетингом, не информируют руководство компаний о том, сколько автомобилей в Америке покупают женщины, не говоря уж о спросе на дамские электробритвы. Чёрт возьми, да ведь один из филиалов корпорации самого Мураками занимается их производством! Таким образом, проблемы маркетинга в Америке в значительной мере направлены на привлечение покупательниц, в то же время, по мнению японцев, аналогичная ситуация никогда не возникнет у них в стране. Это, подумал Ньютон, для японцев своего рода мёртвая зона.
— Неужели это действительно может подорвать позиции Дарлинга? — спросил Мураками. Ведь благодаря принятию закона о реформе торговли президент приобретал значительный политический капитал.
— Да, безусловно, если разумно приняться за дело. Сейчас он препятствует расследованию серьёзного уголовного преступления, не так ли?
— Нет, судя по твоим словам, он всего лишь попросил отложить… — Это верно, но он сделал это из политических соображений, Биничи. — Ньютон редко обращался к своему клиенту по имени. Японец не любил такой фамильярности. Высокомерный сукин сын, подумал Ньютон. Впрочем, разве он не щедро платит за оказанные ему услуги? — Понимаешь, Биничи, у нас не принято мешать уголовному расследованию, особенно по политическим причинам. И тем более в случаях, когда речь идёт об оскорблении женщины. Таково уж своеобразие американской политической системы, — терпеливо объяснил он.
— Но разве мы можем вмешиваться во внутреннюю жизнь вашей страны? — Вопрос был скороспелым и объяснялся тем, что японцу ещё никогда не приходилось задумываться о действиях на таком уровне.
— А за что вы тогда платите мне?
Мураками откинулся на спинку кресла и закурил сигарету. Только ему разрешалось курить здесь.
— Как ты собираешься взяться за это?
— Дай мне несколько дней на то, чтобы разработать план, ладно? А тем временем следующим же рейсом отправляйся домой. Здесь ты приносишь нашему делу один вред, понимаешь? — Ньютон сделал паузу. — Ты должен также понять, что это самый сложный проект, который мне когда-либо приходилось осуществлять для вас. И самый опасный, — добавил лоббист.
Продажный шакал! — пронеслась яростная мысль в голове японца, но он скрыл её за бесстрастным выражением лица, спокойного и равнодушного. Ну и что? По крайней мере этот американец умеет добиваться успеха.
— Один из моих коллег находится в Нью-Йорке. Я повидаюсь с ним и вылечу домой оттуда.
— Отлично. Только постарайся не слишком показываться на людях, ладно?
Мураками встал и вышел в приёмную, где его ожидали помощник и телохранитель. Он выглядел впечатляюще: высокий для японца — пять футов десять дюймов, — с иссиня чёрными волосами и по-юношески гладким лицом, несмотря на свои пятьдесят семь лет. За его плечами было много успешных деловых операций в Америке, однако это никак не проливало света на создавшуюся ситуацию. Последние десять лет ему ни разу не приходилось закупать американских товаров меньше чем на сотню миллионов долларов в год, и он неоднократно выступал с заявлениями, отстаивая более свободный допуск Америки на японский рынок продовольствия. Сын и внук фермеров, он приходил в ужас при мысли о том, что многие из его соотечественников готовы заниматься подобной работой. В конечном счёте труд фермера поразительно неэффективен, а американцы, несмотря на присущую им лень, настоящие волшебники по части выращивания сельскохозяйственной продукции. Жаль, что они не умеют разбивать сады, подумал он. Сады были подлинной страстью Мураками.
Служебное здание находилось на Шестнадцатой улице, всего в нескольких кварталах от Белого дома, и, выйдя на тротуар, японец посмотрел на внушительное строение, в котором живут американские президенты. Действительно, производит впечатление. Это не императорский замок в Осаке, но от него веет мощью.
— Японский ублюдок!
Мураками повернулся, увидел побелевшее от ярости лицо мужчины, судя по внешнему виду рабочего, и был настолько потрясён, что даже не почувствовал оскорбления. Телохранитель мгновенно оттеснил американца.
— Ты ещё получишь своё, желтомордая сволочь! — выкрикнул мужчина и пошёл прочь по тротуару.
— Подождите! — окликнул его Мураками, все ещё слишком удивлённый, чтобы обидеться. — Что плохого я вам сделал?
Если бы он знал Америку лучше, то догадался бы, что это один из тысяч бездомных Вашингтона и, как большинство из них, погряз во множестве самых разных проблем. В данном случае американец был алкоголиком, потерявшим семью и работу из-за неспособности отказаться от спиртного, и его контакты с действительностью ограничивались общением с такими же людьми, как и он сам. Испытываемая им ненависть к жизни искусственно усиливалась алкоголем. В руке он держал пластмассовый стаканчик с дешёвым пивом и, неожиданно вспомнив, что когда-то работал на сборочном конвейере завода «Крайслер» в Ньюарке, штат Делавэр, решил, что вместе с пивом отделается от терзающих его мыслей об увольнении с работы, где бы она ни находилась. И, забыв, что сам навлёк на себя все несчастья, он повернулся и плеснул пивом в лица трех стоявших перед ним людей, а затем пошёл дальше, испытывая такое удовольствие, что даже не жалел, что выпивки не осталось.
Телохранитель рванулся, словно собираясь преследовать его. В Японии он просто повалил бы наглого бакаяро на землю. Тут же вызвали бы полицейского и этого кретина арестовали бы, но сейчас телохранитель понимал, что находится на чужой территории, он остановился и быстро огляделся по сторонам, чтобы убедиться, что этот выпад не был манёвром, предназначенным для того, чтобы отвлечь его внимание от более серьёзного нападения. Он увидел, что Мураками замер, выпрямившись во весь рост, и выражение растерянности на его лице сменилось яростью. Дорогой английский пиджак был залит дешёвым безвкусным американским пивом. Не говоря ни слова, Мураками сел в машину. Телохранитель, испытывая такое же унижение, опустился на переднее сиденье, и автомобиль направился в Национальный аэропорт Вашингтона.