— Прошу тебя, — произнёс Чавез, осушив свою кружку пива. — В тысяча девятьсот сорок первом мой дед воевал с фашистами под Санкт-Петербургом…
— Под Ленинградом, щенок! — рявкнул Кларк, сидевший рядом. — Посмотрите на эту молодёжь, никакого уважения к прошлому, — пожаловался он, обращаясь к принимавшим их японцам — один был старшим сотрудником отдела по связям с общественностью, другой занимал пост директора авиационного отдела корпорации «Мицубиси хэви индастриз».
— Это верно, — согласился Сейго Ишии. — Знаете, мои родственники принимали участие в проектировании истребителей, состоявших на вооружении нашего военно-морского флота. Мне однажды довелось встретить Сабуро Сакая и Минору Генда.
Динг открыл ещё несколько бутылок и разлил их содержимое по кружкам, как и подобает подчинённому, которым он являлся, обслуживающему своего начальника, Ивана Сергеевича Клерка. Пиво было здесь действительно отменным, да и вдобавок к тому за угощение расплачивались хозяева, подумал Чавез, молча опускаясь на стул и наблюдая за мастерской работой напарника.
— Мне знакомы эти имена, — кивнул Кларк. — Великие воины, но… — он поднял указательный палец, — они воевали и против моих соотечественников, я ведь помню и это.
— Полвека назад, — заметил сотрудник по связям с общественностью. — К тому же ваша страна была в то время совсем другой.
— Это верно, друзья, совершенно верно, — признался Кларк, со вздохом склонив голову к плечу. Чавез подумал, что он чрезмерно подчёркивает своё опьянение.
— Значит, вы здесь впервые?
— Совершенно верно.
— И каковы ваши впечатления? — спросил Ишии.
— Мне нравится японская поэзия. Она так отлична от нашей. Знаете, я собирался написать книгу о Пушкине. Может быть, я когда-нибудь и осуществлю свою мечту, но вот несколько лет назад я познакомился с вашей поэзией… Понимаете, наши стихи передают целый комплекс мыслей и часто призваны донести до читателя сложную историю, а вот ваша поэзия намного более утончённая и деликатная, она походит на… — как это сказать? — на фотографию, сделанную при вспышке блица. Правда? Вот, например, стихотворение, которое вы сможете мне объяснить. Я мысленно вижу картину, но не понимаю её значения. Сейчас вспомню. — Кларк качнулся на стуле, выпрямился и задумался припоминая. — Ага, вспомнил. «Распускаются цветы сакуры и девушки в доме наслаждений надевают новые шарфы». Так вот, — повернулся он к сотруднику отдела по связям с общественностью, — какой смысл у этого стихотворения?
Динг не сводил взгляда с лица Ишии. Это было так забавно. Сначала замешательство, затем выражение переменилось, когда японец осознал смысл кодовой фразы, пронзившей его ум подобно смертельному удару рапиры. Взгляд Сасаки остановился на Кларке, затем он заметил устремлённые на его соотечественника глаза Динга.
Совершенно верно. Ты снова поступаешь в наше распоряжение, приятель, подумал Кларк.
— Видите ли, всё дело в контрасте, — объяснил служащий отдела по связям с общественностью. — Перед вами возникает образ привлекательной женщины, занимающейся чем-то — ну, свойственным женщинам, понимаете? И тут же наступает конец, вы видите, что эти женщины — проститутки, попавшие в…
— В тюрьму, — внезапно отрезвев, произнёс Ишии. — Они оказались в ловушке и вынуждены делать что-то. И тогда обстановка и вся картина становятся совсем не такими приятными.
— Да, конечно, — улыбнулся Кларк. — Теперь понимаю. Спасибо.
Дружеский поклон, выражающий благодарность за важный урок.
Черт побери, насколько искусно провёл все это мистер К, подумал Чавез. У этих шпионских занятий есть свои любопытные мгновения. Динг едва не почувствовал жалость к Ишии, однако, если этот глупый кретин уже однажды предал свою страну, нет смысла сейчас проливать слезы по поводу его судьбы. ЦРУ пользовалось простой аксиомой: «Однажды став шпионом, ты останешься им навсегда». Соответствующий афоризм у ФБР был даже более грубым, что представлялось странным: «Однажды став ублюдком, будешь всегда сидеть в дерьме».
— А это осуществимо? — спросил Мураками.
— Осуществимо? Да ведь это детская игра.
— Но последствия… — нерешительно произнёс бизнесмен. Идея Яматы казалась остроумной и многообещающей, однако…
— Последствия окажутся простыми. Ущерб, нанесённый их экономике, помешает им создать промышленность для выпуска товаров, заменяющих наши. Американские потребители оправятся после первоначального шока и, нуждаясь в товарах, которые не могут быть произведены их корпорациями, снова начнут покупать эти товары у нас. — Если Биничи рассчитывает выудить у меня всю правду, подумал Ямата, он наивнее, чем кажется.
— Думаю, ты ошибаешься. Ты недооцениваешь гнев, испытываемый американцами из-за этого неприятного происшествия. Кроме того, нужно принимать во внимание и политические обстоятельства…
— С Кого покончено. Такое решение уже принято, — холодно прервал его Ямата.
— Значит, Гото? — спросил Мураками. Вообще-то это не было вопросом. Он внимательно следил за политической жизнью своей страны.
— Разумеется.
Сердитый взмах руки.
— Гото — дурак. Он идёт туда, куда показывает его пенис. Я бы не доверил ему управлять фермой отца.
— То же самое можно сказать о любом из наших политических деятелей. Разве они действительно управляют нашей страной? Какие ещё качества требуются нам от нашего премьер-министра? — спросил Райзо с весёлой ухмылкой.
— У американцев тоже есть такой человек в правительстве, — мрачно заметил Мураками, наливая щедрую порцию виски «Чивас Ригэл» и пытаясь понять, что в действительности задумал Ямата. — Я никогда не встречался с ним, но, судя по слухам, это настоящая свинья с низменными инстинктами.
— Кто же он?
— Келти, вице-президент. И ты знаешь, их честный и преданный народу президент покрывает его.
Ямата откинулся на спинку кресла.
— Не понимаю, что ты имеешь в виду.
Мураками посвятил его в подробности происходящего. Изрядное количество выпитого виски ничуть не повлияло на память японского бизнесмена, заметил Ямата. Что ж, Мураками, хотя и весьма осторожный человек и часто излишне щедр в своих деловых отношениях с иностранцами, принадлежит к числу равных, и пусть он, Ямата, нередко расходится с ним во мнениях, тем не менее он испытывает к нему искреннее уважение.
— Это интересно. Что собираются предпринять твои люди?
— Пока они попросили несколько дней, чтобы обдумать возможные шаги, — ответил Биничи, красноречиво приподняв брови.
— И ты полагаешься на американцев в таком важном деле? Лучшие из них — это ронин, иты знаешь моё мнение о худших… — Ямата-сан замолчал на несколько секунд, чтобы полнее обдумать полученную информацию. — Мой друг, если американцы могут предпринять действия, способные привести к падению кабинета Коги…
Мураками на мгновение склонил голову. Запах пива был неотступным. Подумать только, какова наглость этого уличного бродяги! Впрочем, а какова наглость их президента? Он собирается подорвать экономику Японии из-за собственного тщеславия и явно притворного гнева. И что послужило причиной? Всего лишь несчастный случай, вот и все. Разве компания, выпускающая автомобили, не выразила искреннего желания принять на себя ответственность за случившееся? Разве она не обещала позаботиться об уцелевших от несчастного случая?
— Ты предлагаешь большое и опасное дело, мой друг.
— Ещё опаснее бездействовать и не предпринимать ничего.
Мураками снова задумался.
— Что требуется от меня?
— Мне нужны все подробности о Келти и Дарлинге.
Для этого понадобилось всего несколько минут. Мураками позвонил по телефону, и информация тут же начала поступать по факсу, полностью защищённому от прослушивания, который находился в номере Яматы. Может быть, Райзо сумеет должным образом воспользоваться ею, подумал Мураками. Час спустя автомобиль отвёз бизнесмена в международный аэропорт Кеннеди, и там он поднялся на борт лайнера компании «Джал», который доставит его в Токио.
Вторым реактивным самолётом корпорации Яматы был ещё один «Гольфстрим» G-IV. Промышленник будет сейчас очень занят. Сначала он прилетит в Нью-Дели, затем, проведя там два часа, отправится дальше на восток.