Уязвленный до глубины души, ты лихорадочно решал — как быть? Уходить или оставаться?
— Ой, Жаке!.. — наконец-то хозяин дома спохватился.
Не зная, куда усадить тебя, он засуетился. Теперь и гости обратили на тебя внимание. Пришлось кой-кому, двигая стульями, потесниться. И ты, весь потный и красный, пристроился кое-как сбоку жены. С другой стороны от нее сидел Ягнячье Брюшко, все так же сцепив пальцы на животе. Глаза его, как всегда, блуждали в пространстве. Казалось, не замечал он сейчас не только яств на столе, не только притихших перед едой гостей, но и свою супругу по правую руку, а Бакизат — по левую. Он не сразу очнулся, а очнувшись, оглянулся вокруг и тут увидел Бакизат. Она сидела потупив взор и скромно сложив руки на коленях. Ягнячье Брюшко, скрипнув стулом, подвинулся ближе к ней и что-то сказал. Казалось, Бакизат не расслышала. Тем не менее, подчиняясь извечному такту, свойственному ее полу, сдержанно улыбнулась и кивнула головой. Ягнячье Брюшко снова что-то сказал и опять получил в ответ улыбку и кивок. Подбодренный Ягнячье Брюшко заговорил теперь живее, увлеченнее, и ты только диву давался: оказывается, могли еще его руки, всегда важно покоившиеся на животе, делать и какие-то движения, более того, жестикулировать, смотри, бог ты мой, он начал улыбаться, даже, тряся плечами, смеяться, роняя с губ не те неизменные, привычные «план», «обязательства», «рыба», которые уже много лет ты привык слышать постоянно от него, а обычные, человеческие слова. Поначалу ты заинтересовался, напряг слух, однако ничего толком не разобрал. Он говорил что-то вроде: «Что же вы ничего не берете?..» Потом спросил: «Может, прибор вам подвинуть?» Можно было подумать, что рот его искривится или рука отсохнет, если он подаст или придвинет что-либо на столе, не спрашивая... А Ягнячье Брюшко между тем совсем разговорился:
— По тому, как ваш муж скрывает такую фею, думаю, что он самый настоящий феодал... Да, дорогая, он феодал!
— Не исключено, — усмехнулась и Бакизат, по-прежнему не поднимая опущенных глаз. — Все мужчины скрытые феодалы...
Ягнячье Брюшко еще что-то сказал в этом роде, а ты все не переставал удивляться. Тебе и до этого вечера доводилось бывать вместе с Ягнячьим Брюшком в гостях. И всякий раз ты был свидетелем: чем больше его ублажали, улещивали за дастарханом, одному ему отдавая все внимание, тем он становился напыщеннее, важнее, хмурил брови, ни на ком не останавливал своего рассеянно блуждающего взора. И, в свою очередь, чем больше напускал он на себя важности и спеси, тем угодливее расшибались все вокруг, угадывая малейшее его желание и капризы. И, казалось, весь вечер все глаза за столом видели его одного, все уши слышали его одного. И все тосты предназначались только ему. Все льстивые слова вращались также вокруг него. Хлопали ему, улыбались, внимали — тоже ему одному. И, видно, Ягнячьему Брюшку все это стало настолько привычным и обыденным, настолько он с этим свыкся, что даже и в мыслях не допускал, что могло быть как-то по-другому. И потому тебе не без основания казалось, что он уже не в силах, просто не в состоянии различить, где правда, а где ложь, где искренность, а где фальшь, в этом радужном фейерверке безудержно льстивых, угодливых слов. В прошлый раз в гостях, помнится, он был совсем другим, он не изволил даже пальцем на брюшке шевельнуть, пока кто-нибудь не подавал вилку, кто-то другой, угодливее — нож, а третий не пододвигал тарелку. А сегодня... Нет, сегодня его не узнать. Сегодня он весь вечер, можно сказать, был в ударе; то и дело наклонялся к красивой соседке, проявляя не свойственное ему усердие и расторопность, то пододвинет к ней тарелку, то пытается положить ей в тарелку закуски и подлить в фужер винца, и при этом каждый раз напоминает: «Даже красивый женский организм нуждается, понимаете ли, хе-хе, в калорийной пище...» А немного погодя ты с глухим раздражением заметил, как Ягнячье Брюшко еще ближе придвинулся к Бакизат и на его гладком, как отполированном, лике без морщин появилось нескрываемое желание, которое он тщетно старался прикрыть улыбкой.
— Ешьте, дорогая, вы можете не опасаться за свою фигуру. Уверяю, что уж кому-кому, а вам не грозит... По крайней мере, до конца этой пятилетки, ха-ха-ха...