Порой ей казалось, что Филипп просто решил наконец окончательно избавиться от строптивой колдуньи, которой был чужд любой этикет и такие глупые вещи, как, например, уважение к дворянам. Жанна попала во дворец крестьянской девицей и таковой и осталась, плюя на все усилия придворных дам. А держаться на плаву ей позволял колдовской дар, которым больше не владел никто во всей Франции: дар очищать разум одержимых.
И король, конечно, пользовался им. Вот и сейчас велел отправиться в занятые англичанами южные провинции, а там встретиться с шевалье д’Олероном и изгнать засевшего в его душе призрака. Пусть на этих землях и хозяйничает враг, но нынче перемирие, и это удобный случай показать власть. По крайней мере, себе самому.
Повеление это бесило Жанну. Англичан она ненавидела и не ждала от них ничего хорошего. Лишь то, что далеко позади осталась столица с её вечными интригами и мерзким запахом чумных улиц, кое-как примиряло колдунью с жизнью.
Густой лес, сквозь который тянулась дорога, всё не кончался. Деревья уже должны были расступиться, выпустить всадников на берег Жиронды, откуда до города рукой подать. Но впереди не было и намёка на проблески света среди толстых древних стволов, а ожидание злило Жанну. Больше всего она не любила сидеть без дела, а тем более в жёстком, специально заказанном у столичных шорников дамском седле – воистину адским изобретением, и не радовала душу даже спустившаяся наконец на землю вечерняя прохлада.
– Крысы идут за людьми, а чума – за крысами, – сказал Эвен и указал куда-то в траву, где виднелось серое тельце грызуна. Кто-то разорвал его почти пополам. – Проклятые твари! Вот уж кого стоит изничтожить до конца.
– Наше дело никак не связано ни с крысами, ни с чумой, – хмуро ответила ему Жанна. – И если бы кто спросил меня, не знаю, смогла бы я ответить, что страшнее – чума или одержимые.
– Не такие уж они страшные, да и умирают, как люди.
Жанна покачала головой и толкнула пятками коня.
Сперва надо добраться до берега реки. А потом – дальше, в Руайян. Справиться с делом и вновь в дорогу, на этот раз подальше от городов, куда-нибудь в чистое место, где нет чумы. Любой разумный рыцарь будет рад предоставить Изгоняющей свой замок.
Здесь, вдали от селений, никто бы не сказал, что по миру идёт смерть. Лес одарил путников благодатной тенью, скрасившей душные вечерние часы, где-то в ветвях пели птицы. Но близилась ночь, а людей всё не было. И если раньше Жанна того и хотела, то теперь это вселяло в неё тревогу.
– До заката осталось совсем немного, – Жанна бросила быстрый взгляд на небо, едва заметное сквозь хвойные кроны. Сосны обступали дорогу, склоняясь над ней, и наверняка здесь не раз грабили неосторожных путников.
– Руайян близко. Должен быть близко.
Жанна не верила ему.
Но когда лес всё же расступился, она признала, что телохранитель оказался прав. Прямо у поворота дороги рос гигантский вяз, на ветвях которого раскачивался свежий висельник. Руки у него были связаны за спиной, на груди кто-то прикрепил грубо сколоченный деревянный крест. Еретик или ведьмак. По крайней мере, так думали его палачи.
– А вот и знак, – Эвен указал на висельника. – Не будут же они ездить за десять льё, чтобы вздёрнуть кого-то.
– Если только не опасаются, что мертвец восстанет и вернётся за убийцами, – проворчала Жанна. Такое и впрямь случалось, так что у палачей были причины бояться. Как раз для того и связывали руки да ноги – чтобы очнувшийся ревенант не смог освободиться и дёргался в петле, тщетно стуча пятками о ствол виселицы.
– Восстают сильные духом люди, – возразил телохранитель. – Таких хорошо видно даже после смерти. Этот – не из них.
Жанна пожала плечами и вгляделась в сгущающиеся сумерки. Где-то впереди маячили силуэты домов.
– Прибавь ходу, – велела она.
Но действительность быстро разочаровала колдунью – дома оказались всего лишь очередной деревней, откуда тянуло застарелой гарью. Жанна знала, что это означает: посёлок мёртв, и ни единой души не найдут они там. Никого из тех, кто мог бы сказать, далеко ли до проклятого Руайяна.
Они медленно подъехали к окраине – земля здесь была истоптана копытами, умерших же свалили в наспех вырытую яму и сожгли, наломав для растопки жердей из соседних заборов. И не стали дожидаться, пока костёр прогорит. Во всяком случае, пламя погасло, слегка опалив трупы, и только вялый дым напоминал об огне.