— Лично я, — вмешался Олсон, — сосредоточен на том, чтобы вовремя поднимать ноги и опускать.
Пятый, судя по всему, обиделся.
— Необходимо успокоиться. Сосредоточиться на себе. И непременно нужен План. Кстати, меня зовут Гэри Баркович. Из Вашингтона, округ Колумбия.
— А я — Джон Картер, — сказал Олсон. — Моя родина — Барсум, планета Марс.
Баркович скривил губы в довольной ухмылке, которая, впрочем, тут же пропала.
— Я так скажу: есть часы — должна быть и кукушка, — заявил Олсон.
Однако Гаррати казалось, что Баркович мыслит весьма трезво, — казалось на протяжении следующих пяти минут, пока один из солдат не выкрикнул:
— Предупреждение! Предупреждение пятому!
— У меня камень в башмаке! — прошипел Баркович.
Солдат ничего не сказал. Он просто спрыгнул с фургона на обочину дороги как раз тогда, когда с ним поравнялся Баркович. В руке у него был хронометр из нержавеющей стали, совершенно такой же, как у Главного. Баркович остановился и снял башмак. Вытряс камешек. Его темное, напряженное, блестящее от пота лицо не дрогнуло, когда солдат объявил:
— Второе предупреждение пятому!
Баркович провел ладонью по затянутой в носок подошве.
— Ох-хо, — произнес Олсон. Все они уже обернулись и шагали теперь спиной вперед.
Стеббинс, все еще держась в арьергарде, прошел мимо Барковича, даже не взглянув на него. Баркович стоял в одиночестве чуть правее белой линии и завязывал башмак.
— Третье предупреждение пятому. Последнее.
В желудке у Гаррати перевернулся какой-то предмет — вроде липкого слизистого комка. Ему не хотелось смотреть, но и не смотреть он не мог. Не то чтобы он, идя спиной вперед, берег энергию при любой возможности, но он не мог не взглянуть. Он почти что чувствовал, как испаряются последние секунды Барковича.
— Ох, влип, по-моему, парень, — сказал Олсон. — Сейчас билет получит.
Но Баркович уже выпрямился. Он еще помедлил, чтобы отряхнуть с колен дорожную пыль; а потом затрусил вперед, нагнал основную группу и перешел на ровный шаг. Он обошел Стеббинса, который так и не взглянул на него, и поравнялся с Олсоном.
Баркович улыбнулся, его карие глаза сверкнули.
— Видел? Зато я получил передышку. Это входило в мой План.
— Может, ты так и думаешь, — возразил Олсон — громче, чем обычно. — Я только знаю, что у тебя теперь три предупреждения. Ради каких-то паршивых полутора минут тебе теперь придется шагать… три… часа. А какого хрена тебе понадобилось отдыхать? Мы же только стартовали!
Баркович обиженно и зло взглянул на Олсона.
— Посмотрим, кто из нас первым получит билет, — сказал он. — Все это входило в мой План.
— Твой План подозрительно напоминает ту штуку, что периодически вываливается у меня из задницы, — заявил Олсон. Бейкер подавил смешок.
Баркович фыркнул и обогнал их.
Олсон не мог отказать себе в удовольствии и выпустил последний залп:
— Смотри не споткнись, приятель! Они больше предупреждать не будут. Они тебя просто…
Баркович даже не оглянулся, и Олсону пришлось сдаться.
Когда часы Гаррати показывали девять часов тринадцать минут (Гаррати позаботился о том, чтобы перевести их на минуту назад) и они добрались до вершины холма и начали спуск, с ними поравнялся джип Главного. Он ехал по обочине, противоположной той, по которой двигался автофургон. Главный поднес к губам работающий на батарейках мегафон:
— Рад сообщить вам, друзья, что вы одолели первую милю вашей дистанции. Хочу также напомнить вам, что на сегодняшний день самый длинный участок трассы, пройденный Идущими в полном составе, составляет семь миль и три четверти. Надеюсь, вы превзойдете этот результат.
Джип уехал вперед. Олсон, казалось, с удивлением и даже страхом обдумывал услышанное. Даже меньше восьми миль, подумал Гаррати. Кто бы мог предположить. Ему-то казалось, что по крайней мере до полудня ни у кого — даже у Стеббинса — билетов не будет. Он вспомнил Барковича. Этому стоит всего один раз в течение ближайшего часа снизить скорость…
— Рей! — окликнул его Арт Бейкер. Он уже снял плащ и повесил его на руку. — Скажи, у тебя была какая-нибудь особая причина выйти на Долгую Прогулку?
Гаррати отвинтил крышку фляги и сделал глоток воды. Вкусной холодной воды. Слизнул оставшуюся на верхней губе каплю. Замечательное ощущение, замечательное.