Выбрать главу

Иногда полдня было тихо, а иногда от зари до зари даже сияло солнце. В такие дни удавалось три раза съездить за сеном. Пока он не возвращался и не ставил Дэвида в хлев, мама с Лорой молча и не покладая рук работали, временами поглядывая на небо и прислушиваясь к ветру. Кэрри тоже молча смотрела на северо-запад через дырочку, протертую в обледеневшем стекле.

Папа не раз говорил, что без Дэвида ему бы ни за что не справиться.

— Я даже не предполагал, что бывают такие спокойные и терпеливые лошади, — удивлялся он.

Если Дэвид проваливался в снег, он всегда тихо стоял и ждал, пока папа его откопает. Потом медленно объезжал яму и шел дальше, пока снова не проваливался сквозь ледяную корку.

— Жаль, что у меня нет для него ни кукурузы, ни овса, — сокрушался папа.

Во время бури в хлев и обратно он ходил, держась за бельевую веревку. В пристройке лежало сено, в доме оставалось немного пшеницы и картошки, так что сильную бурю папа мог спокойно пережидать дома, никуда не отлучаясь.

После обеда Мэри, Лора и Кэрри обычно читали вслух. Даже Грейс знала наизусть "Жил-был у бабушки серенький козлик" и "У тетушки За убежала коза".

Лоре очень нравилось, как у Грейс и Кэрри от волнения сияют глазенки, когда она читала им:

Про Пола Ревира споем мы сейчас, Который однажды товарищей спас. В апреле, на склоне ненастного дня, Скакал он во тьме, погоняя коня. Шел семьдесят пятый прославленный год... Те годы промчались, а слава живет.

А еще они с Кэрри любили вдвоем читали "Лебединое гнездо":

У ручья — малютка Элли В пышных травах по колени. С темных буковых ветвей Листья легкие слетели И ложатся, словно тени, На лицо и кудри ей.

Там, на лугу, было тепло и тихо, мягкая травка зеленела на солнце, прозрачный ручеек пел свою песенку, листья еле слышно перешептывались, а кругом сонно гудели насекомые. Читая стихи о малютке Элли, Лора и Кэрри забывали о холоде, они даже не слышали, как ревет ветер и как бьются о стены снежные вихри.

* * *

Как-то тихим безветренным утром Лора спустилась вниз и увидела, что мама с изумлением смотрит на папу, а он громко хохочет.

— Выгляни в заднюю дверь! — велел папа.

Пробежав через пристройку, Лора открыла заднюю дверь: прямо от крыльца куда-то в серо-белую тьму уходил вырытый в снегу низкий туннель.

— Сегодня утром я, словно суслик, прорыл себе ход к хлеву, — пояснил папа.

— А куда ты девал снег? — удивилась Лора.

— Я сделал туннель очень низким и лез по нему на четвереньках, а снег отталкивал назад, чтобы он закрывал меня от ветра, — отвечал папа. — Пока эти сугробы не растают, я могу спокойно пробираться в хлев.

— А снег очень глубокий? — спросила мама.

— Точно не знаю, но намного выше, чем крыша пристройки.

— Неужели весь дом утонул в снегу? — воскликнула мама.

— И хорошо, если утонул. Ты заметила, что в кухне стало гораздо теплее?

Лора помчалась наверх и проскребла в наледи дырочку. Выглянув наружу, она глазам своим не поверила. Главная улица проходила почти на уровне окна, а на другой стороне, над искрящимся снегом, торчал, словно дощатый забор, фальшивый фасад дома Хартхорнов.

Потом она услышала веселый возглас, и прямо у нее перед глазами быстро промелькнули лошадиные копыта. Восемь серых копыт, восемь стройных гнедых ног. Ноги, сгибаясь и разгибаясь, быстро промчались мимо, а за ними показались длинные сани, на которых стояли две пары сапог. Лора попыталась заглянуть через дырочку вверх, но сани уже исчезли. Яркие лучи солнца больно резанули ей глаза. Лора быстро спустилась в кухню рассказать, что она увидела.

— Это молодые Уайлдеры, — сказал папа. — Они поехали за сеном.

— Откуда ты знаешь, что это они, папа? Я видела только лошадиные ноги и сапоги.

— Кроме них, никто не отваживается выехать из города, люди боятся метели. А Уайлдеры свозят с Большого Болота все свое сено и продают его на топливо по три доллара за сани.

— По три доллара! — воскликнула мама.

— Да, и это справедливая цена, если принять во внимание, что они сильно рискуют. Я бы тоже с удовольствием на сене заработал. Но все дело в том, что у них есть уголь. А я был бы рад, если бы у нас на обогрев хватило сена. Я ведь не рассчитывал топить им печку.

— Они проехали по сугробам почти над крышами домов!

Лора никак не могла успокоиться — ведь не каждый день увидишь на уровне своих глаз лошадиные копыта, сани и сапоги, словно ты какой-нибудь маленький зверек в норе, вроде суслика.

— Удивительно, что они не проваливаются в снег, — заметила мама.

— Ничего удивительного в этом нет, — возразил папа, с жадностью запивая чаем ломтик поджаренного хлеба. — Никуда они не провалятся. От ветра снег стал твердым как камень. Подковы Дэвида даже не оставляют на нем следов. Лишь бы только не попасть на такое место, где под снегом осталась спутанная трава.

Он быстро надел шубу и шапку.

— Сегодня эти ребята меня опередили — я все утро рыл туннель. А теперь надо выкопать из хлева Дэвида. Буду возить сено, пока светит солнце.

С этими словами папа закрыл за собой дверь.

В этот день никто не смотрел на небо из окна кухни. Лора привела Мэри в пристройку и научила ее скручивать жгуты. Мэри уже давно хотела помогать, но раньше в пристройке было слишком холодно, а теперь толстый слой снега вокруг дома сохранял тепло. Вначале у Мэри ничего не получалось — ведь она не видела, что делает Лора. Но постепенно дело пошло, и девочки, лишь несколько раз прервав работу, чтобы погреться, скрутили запас жгутов на целый день.

Вскоре в кухне стало так тепло, что им всем уже не нужно было подсаживаться поближе к печке. В окутавшей дом тишине слышались только их собственные голоса, постукивание качалки, царапанье грифеля по доске да веселое жужжанье чайника.

— Этот глубокий снег — поистине благословение, — заметила мама.

Теперь следить за небом в ожидании папы они не могли. Впрочем, это и хорошо. Ведь если и набежит серая снежная туча, они все равно ничем не смогут ему помочь.

Лора частенько об этом думала, но все равно бегала на холодный чердак поглядеть в окно. Когда она возвращалась, мама и Кэрри поднимали на нее вопросительный взгляд, и она всякий раз им отвечала громко, чтобы Мэри тоже могла все узнать:

— Небо ясное, снег сверкает и искрится миллионами огоньков. Ветер как будто совсем утих.

В этот день папа втащил сено в пристройку по туннелю. Утром он раскопал снег у дверей хлева, чтобы Дэвид смог оттуда выйти, а за хлевом прорыл еще один туннель под углом к первому, чтобы туда не задувал ветер.

— Я такой погоды еще в жизни не видывал, — удивлялся папа. — Сейчас, наверно, градусов двадцать ниже нуля и ни малейшего ветерка. Словно весь свет застыл от мороза. Хорошо бы, так продержалось подольше. Ходить по туннелю в хлев — одно удовольствие.

Назавтра выдалась точно такая же погода. Тишина, сумерки и тепло казались сном, неизменным, как тиканье часов. Когда часы откашливались перед тем, как пробить, Лора подскакивала на стуле.

— Не надо так нервничать, Лора, — словно в полусне пробормотала мама.

В этот день они ничего не читали друг другу наизусть. Они ничего не делали. Они просто сидели.

Ночью тоже было тихо. Но утром их разбудил бешеный рев пурги: снова выл ветер и снова шел снег.

— Мой туннель начинает проваливаться, — сообщил папа, вернувшись из хлева к завтраку. Брови у него заиндевели, а одежда задубела от мороза. Стужа снова начала подступать вплотную к печке. — Я надеялся, что он хоть чуть-чуть еще продержится. Черт бы побрал эту проклятую пургу!