Выбрать главу

Папа по очереди сделал то же самое с двумя другими волами, и они, дико мыча, ринулись вслед за первым.

Вскоре все трое перестали реветь и ушли, увязая в глубоком пушистом снегу.

Папа велел Лоре идти домой, а сам остался проверить, в порядке ли стога.

— Почему так долго, Лора? Волы развалили сено? — спросила мама.

— Нет, — отвечала Лора. — Они... у них головы примерзли к земле...

— Быть этого не может! — воскликнула мама.

— Опять тебе что-то примерещилось, — сказала Мэри, сидя возле печки и продолжая вязать. — Как это воловьи головы могли примерзнуть к земле? От твоей бессмысленной болтовни иногда просто страшно делается.

— Не веришь — спроси у папы! — отрезала Лора и принялась подметать комнату. Она не могла объяснить ни маме, ни Мэри, что она чувствует. Ей казалось, будто глухой ветреной ночью тишина, объявшая всю прерию, каким-то образом захватила в плен этих волов.

— Что случилось с волами, Чарльз? — поинтересовалась мама, когда папа вернулся в хижину.

— У них примерзли к земле морды, — сказал папа. — Их дыхание превращалось в пар, стало намерзать над глазами, нос постепенно покрывался ледяной коркой, и в конце концов они перестали видеть и почти не могли дышать.

Лора застыла с метлой в руках.

— Папа! Их собственное дыхание? Оно их могло задушить? — в ужасе вскричала она.

— С ними теперь все в порядке, Лора, — успокоил ее папа. — Я снял у них с голов лед. Они теперь могут дышать, и, наверное, уже где-нибудь укрылись от холода.

Кэрри широко раскрыла глаза. Мама тоже испуганно посмотрела на папу.

— Ладно, Лора, подметай спокойно. А ты, Чарльз, поскорее раздевайся. Тебе надо согреться.

— Сейчас я вам что-то покажу, — сказал папа, осторожно вынимая руку из кармана. — Посмотрите, девочки, что я нашел в одном стогу.

Он медленно раскрыл руку. На ладони у него сидела маленькая птичка. Папа осторожно посадил ее в руки Мэри.

— Ой! Она стоит на лапках! — воскликнула Мэри и легонько прикоснулась к птичке кончиками пальцев.

— Ой, папа, что это такое? — в восторге вскричала Кэрри и едва успела схватить за руки Грейс. — Не трогай!

Птичка была очень маленькая, но точь-в-точь такая же, как большая гагарка в папиной зеленой книжке "Чудеса животного мира". С такой же белой грудкой, черной спинкой, с такими же черными крыльями, короткими ножками и большими перепончатыми лапками. На этих коротких ножках она стояла прямо, словно крошечный человечек в черном сюртуке, в черных брюках и в белой манишке, а ее маленькие черные крылья спускались по бокам словно руки.

— Я такого еще никогда не видел. Она, наверно, устала от ветра, упала на стог, а потом от холода спряталась в сено.

— Это большая гагарка, только она еще маленькая, — объявила Лора.

— Нет, это не птенчик, а взрослая птица, — возразила мама. — Посмотри, какие у нее перья.

— Не знаю, что это за птица, но она наверняка взрослая, — согласился папа.

Птичка стояла на мягкой ладони Мэри и ясными черными глазенками смотрела на всех.

— Она никогда не видела людей, — сказал папа.

— Откуда ты знаешь? — спросила Мэри.

— Потому что она нас не боится, — отвечал он.

— Папа, можно мы оставим ее себе? Можно, мама? — взмолилась Кэрри.

— Там видно будет, — отозвался папа.

Мэри ощупывала птичку кончиками пальцев, а Лора рассказывала, какая у нее белая грудка, черная спинка, черный хвостик и черные-пречерные крылышки. Потом птичку разрешили потрогать Грейс.

Маленькая гагарка сидела тихо, не сводя с людей черных глаз. Папа поставил ее на пол. Она прошла несколько шагов, потом проехалась перепончатыми лапками по доскам и слегка похлопала крылышками.

— Она далеко не уйдет, — успокоил девочек папа. — Это водяная птица. Она взлетает с воды и перепончатыми лапками набирает скорость.

Наконец птичку посадили в ящик, стоящий в углу. Она продолжала поглядывать на людей ясными черными глазками, а девочки сидели и гадали, чем бы ее накормить.

— Не нравится мне эта буря, — заметил папа, прислушиваясь.

— Да что ты, Чарльз, это же обыкновенная метель. Скоро настанет теплая погода. Уже немножко потеплело, — успокоила его мама.

Мэри снова взялась за вязание, а Лора продолжала подметать. Папа стоял у окна. Вскоре Кэрри увела Грейс от птички, и они тоже выглянули в окно.

— Ой, смотрите! Зайцы! — воскликнула Кэрри.

Вокруг конюшни скакало множество зайцев.

— Эти негодники во время вьюги пожирали наше сено! Надо бы взять ружье и раздобыть зайчатины на обед, — сказал папа. Однако от окна он не отошел и к ружью не прикоснулся.

— Не трогай их, папа! — взмолилась Лора. — Им, наверно, некуда было спрятаться.

Папа посмотрел на маму, а мама улыбнулась:

— Мы ведь не голодны, Чарльз, а буря уже кончилась, и теперь все будет хорошо.

— Ну ладно, сена и на зайцев хватит!

Папа взял ведро и пошел за водой. Из открывшейся двери пахнуло холодом, но у южной стены дома снег уже начал подтаивать.

Индейское лето

Утром на поверхности воды в ведре плавали только тонкие льдинки. День выдался солнечный и теплый. Папа отправился на Большое Болото ставить капканы на ондатр, а Кэрри с Грейс вышли поиграть во двор.

Маленькая гагарка ничего не ела. Она не издавала ни звука, но Лоре и Кэрри казалось, будто она жалобно на них смотрит. Ведь она могла умереть с голоду, потому что просто не умела есть то, что они ей дают.

За обедом папа сказал, что лед на Серебряном озере тает, а на открытой воде эта странная птичка сможет позаботиться о себе сама. Поэтому после обеда Лора и Мэри оделись и пошли вместе с папой выпускать гагарку на свободу.

Под теплым бледным небом голубое озеро отливало серебром. По краям лежал снег, а на волнах колыхались плоские серые льдинки. Папа аккуратно извлек из кармана птичку. Она стояла у него на ладони в своем черном сюртучке и белой манишке. Увидев землю, воду и небо, она радостно поднялась на цыпочки и распростерла маленькие крылья.

Но ни ходить, ни летать она не могла. Крылышки были слишком слабыми, чтобы поднять ее в воздух.

— На земле ей нечего делать, это водяная птица. Вот, смотрите!

Папа присел на корточки у покрытого снегом и льдом берега и опустил птичку на воду. На какое-то мгновение она задержалась возле них на воде, но не успели они оглянуться, как ее не стало, и только тонкая черная полоска замелькала среди льдинок.

— Своими перепончатыми лапками она набирает скорость в воде, — пояснил папа. — А сейчас она взлетит. Смотрите!

Лора едва успела заметить, как крошечная точка взмыла в сияющее голубое небо и тут же исчезла. Яркое солнце слепило Лоре глаза, и она больше ничего не смогла разглядеть, а папа стоял и смотрел, как птичка улетает к югу.

Они так никогда и не узнали, что стало с той, которую снежная буря принесла им с далекого севера, а яркое солнце унесло на юг. Им больше никогда не встречались такие птички, и не у кого было узнать, как они называются.

Папа все еще стоял и смотрел на бескрайнюю прерию. Пологие склоны отливали светло-коричневыми, желтовато-серыми, бледно-зелеными, а вдали — сиреневыми и голубовато-серыми тонами. Все небо затянуло прозрачною дымкой. На солнце было тепло, и только с берега озера, от тонких сухих льдинок веяло холодком.

Кругом не слышалось ни звука. В безветренном воздухе неподвижно застыли бледно-серые травы. Ни на воде, ни в небе не было ни единой птицы. И лишь озеро еле слышно плескалось на краю этой бесконечной тишины.

Лора посмотрела на папу и поняла, что он тоже прислушивается. Тишина была такой же страшной, как и холод. Она звучала оглушительней любого звука. Она могла поглотить даже плеск воды и тонкий слабый звон в ушах у Лоры. Тишина — это когда нет ни малейшего звука, ни малейшего движения, когда не совсем ничего! Оттого она и кажется такой страшной. Сердце у Лоры бешено стучало, словно хотело вырваться из этой жуткой тишины.