Но вот до его чуткого уха донеслись и другие звуки, звуки протяжные и тоскливые: кто-то из пахарей высоким голосом затянул песню, полную грусти и боли. Арзу вздрогнул, очнулся от приятного дремотного состояния и бросил взгляд на Маккала.
Тот тоже ехал молча, но по выражению его лица нетрудно было понять, какие тяжелые думы завладели им. А ведь, действительно, хорошего было мало. Восстание, которое они усиленно готовили на протяжении этих двух лет, оказалось обезглавленным. Верные люди, готовые в любую минуту вместе со своими отрядами явиться в назначенное место, были либо арестованы, либо убиты. Поводом к тому послужило шалинское событие, которое нанесло чувствительный и невосполнимый ущерб военной организации. Арестовали Кунту-Хаджи, вслед за ним взяли его векилов, а ведь некоторым из них предстояло возглавить восстание в отдельных районах Чечни. Но суть дела-то даже не в потерях, а в том, что арест Кунты-Хаджи и его сподвижников посеял семена разочарования и сомнения в душах людей. Вот это-то и могло обернуться непоправимой бедой.
И кроме того, царь именно сейчас, именно в эти дни нагнал в Чечню новые войска… И видится в этом не просто случайное совпадение. Сложившаяся обстановка не предвещала ничего хорошего так удачно начатому делу.
Вот с такими думами и ехали друзья вверх по течению Бассы, на Эгишты. И кони, казалось, разделяли их горе, шли тяжело, опустив головы! Рядом с ними, шлепая босыми ногами по дорожной пыли, бежал Болат, сын Данчи.
Всадники въехали в долину Убитого быка, и их взору открылся Шалинский редут, где прошлой зимой пролилась кровь их товарищей.
— Вот там салти[34] стреляли! — закричал Болат, показывая рукой на то место, где стояли тогда солдаты. — Я сам видел. А вы были здесь?
— Было бы лучше, если бы вообще никто не приходил сюда, — грустно ответил Арзу.
— А я был! — с гордостью заключил мальчишка. — И Соип был. Ты знаешь Соипа? — спросил он, обращаясь уже к одному Арзу. — Сына Далхи?
— Вот познакомлюсь, тогда и узнаю, — ответил Арзу, чтобы молчанием не обидеть чересчур разговорчивого мальчишку.
— Как же ты не знаешь Соипа? Он мой большой друг. Да ведь ты должен был его видеть, он же сегодня забегал к нам. Мы с ним ходили сюда с самого первого дня. Народу собралось сколько! И даже женщины пришли, они целых два дня инарла[35] упрашивали, чтобы он вернул им Киши-Хаджи[36]. И все два дня инарла давал им такие обещания, а на третий день сказал, что без разрешения царя не может вернуть устаза, что его увезли далеко, в Сибирь. А люди не верили инарле, говорили, что Киши-Хаджи в Солжа-Кале сидит, в набахти[37].
— А что это такое набахти? — спросил Болат Маккала, хватаясь за стремя его коня.
— Плохое место, Болат. Темница такая, куда бросают людей. -
— А зачем?
— Чтобы они не мешали властям.
— Разве Киши-Хаджи мешал?
— Раз арестовали, значит, мешал.
— Что же он им сделал?
— Потерпи немного, Болат. Вот подрастешь и сам во всем разберешься. Пока же тебе трудно еще кое-что понять.
Мальчик обиженно замолчал. Но не надолго. И вновь принялся за свой рассказ:
— Наступил уже третий день. Все верили и ждали, что вот-вот выдадут Киши-Хаджи. Но он не появлялся. Тогда люди пошли вон к той крепости. Мороз был в тот день. Старики говорили, что даже они не помнят такой холодной зимы. Одни держали в руках саваны, другие — Коран. Завели зикр и пошли к крепости. Мы с Соипом от толпы не отставали. Кто же знал, чем все это кончится! Правда, увидев у стен крепости салти, Соип струхнул.
А когда они, держа штыки наперевес, пошли на нас, то стал дергать меня за рукав и просить, чтобы мы вернулись назад. В это время кто-то крикнул: "Не бойтесь гяуров! Их порох превратился в землю. Аллах сам карает их. Заслужите газават, кенти!". Но тем временем конники инарла поскакали в обход, окружая нас. "О устаз! Киши-Хаджи!" — кричали люди. А салти подошли уже совсем близко, и тогда все выхватили кинжалы и бросились на них. Мы с Соипом испугались и побежали назад.
Страшно было. Потом затрещали ружья, загремели пушки. Люди заметались, а сколько мертвых осталось там! Много, так много, что земли не видать. И раненые лежали рядом с мертвыми.