Политик кивает.
При мне мою картину на стену вешают.
Бедняга Ламет понимает, что дёшево отделался. Поделом, больше не будет ходить по таким заведениям.
ДОЛГОЖДАННЫЙ ПРАЗДНИК
16 июля
Я, Максимильен Робеспьер, принял решение. Я поддерживаю петицию. Последнее время так сложилось, что моё слово становится главным для всего клуба Якобинцев. Вернее, почти всего. Кроме Барнава и его компании, которая составляет довольно солидную часть. Да, наш клуб раскололся, этого следовало ожидать — одна группа поддерживает меня, другая — Барнава.
А триумвират ловко придумал. Под причиной петиции покинуть клуб Якобинцев и организовать свой.
Почему я решил поддержать петицию? Неужели из–за Мадлен, из–за глупой ревности… Нет, я никогда не смешиваю личные чувства и политику! Я руководствуюсь только логикой! Короля Луи Тупого надо призвать к ответственности! Предатель не может быть королём.
Но всё же… Буду честен перед собой… Мадлен оказалась той частичкой, что перевесила чашу весов в пользу петиции… Да, именно чувства толкают людей, заставляют принимать решения!
— Молодец, Макс! — Жорж хлопает меня по плечу. — Ты принял верное решение!
Когда–нибудь он меня так прихлопнет.
— Меня пугает Барнав и его компания, — говорю я. — Сегодня они объявили о своём уходе из клуба. Причём сделали это в весьма скандальной форме. Как говорится, ушли, громко хлопнув дверью.
— Да ну их, — отмахивается Жорж, — пусть проваливают! Надоело их хныканье!
— Всё не так просто, — говорю я. — Теперь нам придётся быть вдвойне осторожными. Триумвират избрал благоприятный момент для своего ухода. Они выставят нас мятежниками, врагами конституции…
— Пусть только попробуют, — Жорж сжимает кулаки, — я их…
— Попробуют, — твёрдо говорю я. — Таким образом они не только лишат нас доверия и влияния, но и привлекут на свою сторону клубы провинций, которые не очень компетентны в парижских делах.
— Что ты предлагаешь? — спрашивает Жорж.
— Не упиваться победой петиции, — говорю я, — а готовиться к новой «битве», противостоять триумвирату.
— Это можно! — усмехается Жорж.
— Также не забывай, что вопрос о судьбе короля остаётся открытым, — говорю я. — Собрание в любой момент может издать закон, снимающий всякую вину с Луи Тупого.
Жорж кивает.
— Ты привык всё продумывать, — говорит он. — Но иногда надо действовать вслепую. А теперь поспешим на площадь! Наша петиция будет представлена народу!
Моё имя, Катрин Мариэль, мне 40 лет.
Мне крупно не повезло в жизни. У меня был любимый человек. Пусть не ангел. Но мы любили друг друга. Я жила в роскоши, ни в чём себе не отказывала. А теперь? У меня осталась только эта галантерейная лавка. Что ж, это лучше, чем ничего!
Я оглядываюсь вокруг. Вполне приличная лавка. Но это не сравнится с тем, что было у меня раньше.
Мои размышления прерывает покупательница. Молодая светловолосая девушка.
— Чем могу служить, мадемуазель? — вежливо спрашиваю я.
— Мне нужны ленты для шляп, — говорит она. — Моё имя Светлана Лемус, я хотела бы поговорить с вами о мсье Жаке Брионе…
Я раскладываю перед ней ленты. Упоминание о Жаке заставляет меня вздрогнуть.
— Почему вас это заинтересовало? — сухо спрашиваю я.
— Мой друг Робеспьер расследует обстоятельства исчезновения Стефани Брион, — поясняет девушка, — есть версия, что это как–то связано со смертью Жака Бриона.
Я внимательно смотрю на Лемус.
— Вы тоже думаете, что его убили? — спрашиваю я.
— Такая версия есть, — кивает девушка.
— Версия? — я усмехаюсь. — У него были враги!
— Вы кого–то подозреваете? — спрашивает она.
— Да, некоторых, — говорю я, — последнее время Жак отошёл от своих «опасных дел», которыми его продолжали корить. Но он много знал о некоторых из них… Например, Патрик Леруа, помешанный на своём законопослушании. Он боялся, что станет известно то, что он служил у Жака. Нынешние буржуа напыщенны, даже к этой мелочи могли бы придраться, негласно исключить его из своих кругов. Вот вам мотив.
Девушка делает пометки в блокноте.
— А Роне? Помню, как они с Жаком что–то обсуждали, — добавляю я. — Не знаю, что именно, но Роне уж очень его побаивался. А сумасшедший художник и его подружка? Тут уже всем известно.
— А вы как думаете, кто убил вашего мужа? — спрашивает она.
— Леруа! — твёрдо говорю я. — А потом прикончил дочь Бриона, она видела, как лошадь понесла Жака. Уверена, она ещё что–то видела, но не сказала!