Элизабет смерила его удивленным взглядом.
- О чем?
Кузен хмыкнул, и его лицо с полными щеками и маленьким носом, вдававшимся внутрь черепа, растянулось в злорадной ухмылке.
- Все еще думаешь, что я не понял? Твои похождения в наш сад по вечерам, а? Понимаешь о чем я?
Элизабет вздрогнула.
- Это ничего не значит.
- Ну да, конечно же. Это ничего не значит, - передразнил он её. - А вот для жены Марроу это было бы огромным таким достоянием.
- Что? В смысле?
Кузен грубо рассмеялся, смотря на непонимающую Элизабет.
- Я поражаюсь твоей способности строить из себя дурочку, Элизабет. Думаешь если ты вроде ничего и не знаешь, и не понимаешь, то все могут подумать, что ты хорошая девочка? Вот уж не выйдет, сестрица - я знаю, что ты ухлестываешь за моим другом и пытаешься переспать с ним.
Сперва это заявление стало для Элизабет настоящим откровением - она и Марроу? Да это же смешно. Элизабет ни когда бы не стала связываться с таким человеком, как Марроу.
И пускай он красив и богат, у него потрясающее чувство юмора, и он умеет ухаживать за женщинами. Но для неё имело большее значение то, что было у него внутри - а там не было ничего, что могло бы сойти за скромность, добродушие и преданность, которые она предпочитала богатству и власти. Одно лишь самолюбование, скрываемое за ширмой ложной скромности.
- Он женат, - продолжал тем временем кузен, - и имеет двух детей. Не думаю, что он станет возиться с такой особой, как ты. Лучше даже не мечтай и не пытайся разрушить их брак, Элизабет. Это плохо, - заключил он и откинулся на спинку кресла довольный ложной победой над кузиной.
Элизабет секунду сидела неподвижно, обдумывая все услышанное, а потом вдруг так звонко рассмеялась, что кузен вздрогнул от неожиданности.
Мужчина бросил на неё недоверчивый взгляд.
- Ты чего?
Элизабет, с трудом переборов приступ смеха, ответила.
- Просто...просто мне забавно все это слушать. Удивительно как одни мужчины могут осуждать измену других, когда при всем при этом они сами изменяют собственным женам.
Лицо кузена приобрело враждебный вид, его глаза, смотрящие едким прищуром из-под насупленных бровей, впились в Элизабет. Но девушка не обратила на это ни какого внимания и продолжила.
- Они думаю, что у них есть право учить других семейным ценностям, говорить, что измена может разрушить их брак, испортить их репутацию, но тут же они начинают ухлестывать за служанками, забывая о всей своей "святости". А потом удивляются почему их жены требуют развода. По мне это лицемерие и гнусность.
О-о, Элизабет точно знала о чем она говорить. Каждое её слово ловко подцепляло Питера, слово тот был рыбой, клюющей на удочку, и, наконец, когда осталось лишь выбросить эту пойманную рыбешку на берег, она добавила:
- Глупо говорить о таком, когда ты сам весь этим заляпан. Когда ты сам, Питер, - она взглянула на кузена, - когда ты сам увяз в этом по жирную шею.
Уловка сработала - Питер на неё повелся. И показал истинную натуру.
Несмотря на свою неуклюжесть и грузность, мужчина с ловкостью и быстротой дикой кошки подскочил к креслу, где сидела Элизабет, и крепко схватил её за руку. И хотя Элизабет испугалось столь бурной реакцией, вызванной собственными же слова, и ей было довольно больно, но она не проронила ни единого звука - её гордость не позволила бы сделать этого.
- Запомни сестрица, - прошипел кузен над самым её ухом, - не следует совать нос в чужую семейную жизнь - проблем не оберешься. Это я тебе, как твой брат советую. А в мою тебе и подавно нет входа.
Он вывернул ей запястье. Элизабет стиснула зубы, но не закричала.
- Твоя излишняя заносчивость, сестренка, может однажды обернуться огромными проблемами, как для тебя, так и для всей нашей семьи. Учти это и научись держать язык за зубами, иначе его могут кто-нибудь подрезать. Ты поняла меня?
Он в плотную приблизился к ней. Горячее и злобное дыхание Питера защекотало шею Элизабет, и ей вдруг вспомнился тот случай из юношества, когда Питер, её троюродный брат, прыщавый, пухлый семнадцатилетний подросток, пытался воспользоваться её беззащитностью и силой заставить принять свою любовь.