— У вас нет никакого собственного мнения на этот счет, так, что ли? — издевательски осведомился Ару.
— Если бы я начала по всякому поводу составлять собственное мнение, мсье, было бы просто невозможно работать, — с непритворным негодованием сказала девица. — Я только выполняю распоряжения администрации, мсье, — добавила она.
— … твою мать! — сквозь зубы пробормотал Ару.
— Моя мать тоже на государственной службе, мсье, — с еще большим достоинством выговорила девица.
— Брось, — сказал я Ару, — ты же видишь, мадемуазель обязана выполнять распоряжения администрации.
Ару сразил меня взглядом.
— Заткнись, — отрезал он, — ты не француз, ты здесь ни при чем. Для меня это вопрос принципа.
— Распоряжения на этот счет сформулированы совершенно точно, мсье, и притом в письменном виде. Только французские граждане имеют право на пособие по репатриации, — повторила девица.
— Значит, мы зря воевали, — сказал Ару.
— Не болтай ерунды.
— Заткнись! Я сказал: это вопрос принципа.
— Что до меня, — продолжал я, — то я не воевал.
— Ты что за хреновину несешь? — накинулся на меня разъяренный Ару.
— А ничего. Просто я говорю, что не воевал.
— Я спрашиваю: что значит этот собачий бред?
Ару обернулся ко мне. Белокурая девица удивленно наблюдала за нами. Она все еще держала в руках мой временный паспорт.
— А то, что никакой я не бывший борец. И я вовсе не воевал.
— Ты что, спятил? А что же ты тогда, спрашивается, делал?
— Я участвовал в движении Сопротивления.
— Знаешь что, не вкручивай мне шарики. Ты всерьез считаешь, что не имеешь права на это занюханное пособие по репатриации?
— О, простите, — вмешалась белокурая девица, оскорбленно поджимая губы, — но это вовсе не пособие по репатриации, это только аванс в счет будущего пособия. Точные размеры компенсации еще не определены.
Эта белокурая девица любила ставить точки над «i». Ничего не поделаешь — администрация.
— Хреновый аванс, — пробурчал Ару.
— Не надо грубить, — сказала девица.
Ару вновь разразился громовым голосом.
— Я спрашиваю тебя, хочешь ты получить этот хреновый аванс или нет? — Но ведь я же не репатриант, — простодушно заявил я. — Не иначе ты спятил, — повторил Ару.
— Послушайте, — сказала девица, — речь идет вовсе не о том, хочет ли мсье получить аванс или же нет. Речь идет о том, что он не имеет на это права. Понимаете? Право…
— Не право, а сраво, — пригвоздил ее Ару.
Шум спора привлек к нам всеобщее внимание. К нам подошел какой-то молодчик. Вместо белой блузки на нем синий костюм. Наверно, он заведовал тем самым отделом администрации, которому надлежало оформить наше возвращение в мир живых. Он учтиво осведомился о причинах спора. Ару изложил ему суть вопроса, пересыпая свою речь крепкими словечками и суждениями более общего порядка применительно к политике Франции. Белокурая девица тоже изложила ему суть вопроса, но безучастным тоном и на своем конторском языке. Для нее это был чисто служебный вопрос, ее дело — сторона.
Заведующий вежливо объяснил нам, каковы распоряжения администрации на этот счет. Сомнений не оставалось: я должен вернуть тысячефранковую бумажку. У меня нет никаких прав на эту тысячефранковую бумажку.
— Учтите, пожалуйста, что впоследствии мсье бесспорно получит право на пособие по репатриации, когда вопрос о пособиях по репатриации и о статусе репатриантов будет решен законодательным путем. Этот вопрос бесспорно будет решен, поскольку число иностранцев, которые, подобно мсье, сражались за Францию, весьма велико.
Мне уже не хотелось говорить ему, что я вовсе не сражался за Францию и что я отнюдь не считаю себя репатриантом. Мне не хотелось еще больше усложнять ситуацию. Я вернул тысячефранковую бумажку, на которую не имел права.
— Но, с другой стороны, мсье имеет право на бесплатный проезд и проживание на всей территории страны, пока мсье не проследует к своему постоянному местожительству. Именно там, на месте постоянного проживания мсье, и сможет быть рассмотрен в целом вопрос о его статусе репатрианта.
Я не стал говорить ему, что у меня и в помине нет никакого постоянного местожительства. Вдруг это как-нибудь отразится на моем праве на бесплатный проезд и проживание на всей территории страны. Ару тоже умолк. Он был подавлен всеми этими административными тонкостями. Мы направились к выходу.
— А сигареты? — спросила белокурая девица.
Услыхав вопрос белокурой девицы, чиновник в синем костюме оторопело вылупил глаза.
— В самом деле, сигареты, — повторил он.