Послышалось удовлетворенное шипение. Затем тот же голос заговорил опять:
— Кто ваши друзья?
— Дракон Мемфис, — назвал Конан и внутренне сжался, готовясь отразить атаку, с какой стороны бы она ни последовала. Он понятия не имел, кого поддерживали магмины в долгом противостоянии Мемфиса и Амиды. Вряд ли маленькие подземные человечки оставались в стороне, когда рядом кипела такая схватка: ведь они, считающие себя потомками славной Лемурии, полагали своим долгом вмешиваться в любые значительные конфликты, о каких только им удавалось узнать.
И если Конан назвал неправильное имя…
Гирадо нащупал несколько амулетов и одну бутылочку с порошком. Он не знал, какой это был порошок, ослепляющий или усыпляющий, но если придется действовать, он метнет зелье, не раздумывая, — а там уж как получится.
Но оказалось, что Конан не ошибся.
— Мемфис — наш друг, — сказал магмин и выступил на свет.
Это был крошечный согбенный старичок с длинной бородой, длинными редкими волосами серого цвета и уродливым личиком мандрагоры. Его руки почти касались земли, а глазки-бусинки, состоявшие, казалось, из одного зрачка, глядели проницательно. Он смотрел на стоявших перед ним людей со странной смесью зависти и презрения.
— Мемфис никогда не презирал ни одно живое существо, — сказал магмин. — Он не презирал и нас. Он наблюдал за нами на всем протяжении нашей истории. Он видел, какими мы пришли из Лемурии. Он знал и о падении нашей страны, о погружении в волны материка… Он летал над тем местом, где некогда была Атлантида. Он рассказывал нам об этом. Он никогда не пренебрегал нами. А Амида был другим. Он презирал живые существа, если те были слабее его. Он совершал ошибки. Он попал в ловушку. Мы помогли Мемфису одержать верх. Вы видели Мемфиса?
— Да. Это он показал нам дорогу сюда, — сказал Гирадо и вежливо поклонился карлику. — У нас очень важное дело, почтенный. Если ты поверишь нам, то поможешь спасти царство от страшных чар.
— Колдовство людей! — карлик плюнул себе под ноги. — Как это глупо! Ничтожные создания куют ничтожные заклинания ради ничтожных целей! В этом нет никакого сострадания к живым существам. Это непочтенно, это очень глупо. Это портит карму. Нельзя так поступать.
— Мы не хотим ковать заклинания, — быстро проговорил Гирадо, чтобы не дать Конану вступить в беседу и присоединить свой могучий глас к мнению карлика о заклинаниях.
Гирадо достаточно уже наслушался рассуждений киммерийца на тему «хороший колдун — мертвый колдун» и не хотел, чтобы эту арию Конан с карликом исполнили дуэтом. Он справедливо опасался, что подобное исполнение займет не один час.
— Значит, не заклинания ваша цель? — повторил магмин.
— Ни в коем случае! — заверил Гирадо.
— Разве не амулеты у тебя на поясе, человек? — в третий раз вопросил карлик.
Смутившись, Гирадо прикрыл пояс ладонью.
— Да, амулеты, но совсем слабенькие… Скорее, сувениры. Напоминания о некоторых… вещах. О встречах и странствиях. О том, что я должен почитать богов и духов. Не более того. Ну и пара сонных зелий — если вдруг не смогу заснуть. Иногда у меня бывают тревожные мысли, и я долго ворочаюсь без сна…
— Смешно! — Магмин затрясся от смеха. Смеялся он странно: втянув голову в плечи и чуть согнув в локтях руки, подпрыгивал на месте, испуская глухой звук: «ух, ух, ух!».
— Мне тоже, — встрял Конан. — Мне тоже смешно все это слушать. Вот что я расскажу тебе. Там, наверху, есть одна вздорная бабенка, колдунья, которая хочет соединить все четыре стихии и таким образом завладеть душами всех живых существ, до каких только дотянется. Она попортит им карму, можешь мне поверить! Б ней нет никакого… э… сострадания к живым существам. И карма у ней — хуже некуда, а будет — совсем кошмарная, уж ты мне поверь! Я в этом деле знаток, мне сам Мемфис рассказывал.
Карлик зашевелил сморщенным личиком, задвигал длинным извилистым носом, скривил рот сперва на одну сторону, потом на другую.
— Да? — проговорил он наконец. — Интересно то, что ты тут рассказывал. Какая это колдунья?
— Ее зовут Мутэмэнет, — опять вступил в разговор Гирадо. — Это могущественная стигийская заклинательница. Ей уже много лет, не одна сотня — точно. Она выглядит как юная красавица…
— Красавица? — Брови магмина полезли вверх. — О ком это ты говоришь? О долговязой бледнорожей уродине с синей краской на лягушачьих веках, которая пролезла к нам в подземелье и отдала на хранение часть талисмана?
— Огненную, — быстро сказал Гирадо.
— Огненную… — повторил магмин задумчиво и с испытующим видом глянул на молодого стигийца. — Да, эта колдунья настоящая уродка.
Гладкая кожа, как будто смазанная слизью. Мясные красные губы. Отвратительно короткие руки. Да? Это она?
— Да, да. Она считает себя красавицей, но на самом деле — жаба жабой, — сказал Конан. — Уверен, что ты не ошибся, прозрев ее истинную сущность.
Магмин снова довольно закудахтал и наконец сказал:
— Идемте. Я проведу вас в наше селение и представлю старейшинам. Думаю, мы сможем доверить вам огненную часть талисмана, но только в том случае, если вы подробно расскажете нам свой план действий.
— А для чего вам знать наш план действий? — осведомился Конан, который и сам имел весьма смутные представления о том, в чем этот план может заключаться.
— Мы должны убедиться, что вы не намерены повредить ни одному живому существу, — объяснил карлик. — Если вы забудете о сострадании и нанесете ущерб созданиям мирового разума, то ухудшите тем самым нашу карму, поскольку мы стали вашими сообщниками.
— Странное у вас представление о карме, — брякнул Конан. Гирадо предостерегающе взглянул на своего восхитительно невежественного в религиозных вопросах спутника, и Конан догадливо замолчал. К счастью, магмин был увлечен своими мыслями.
Поселение магминов находилось глубоко под землей. В глубоком мраке то и дело появлялся дрожащий огонек, спрятанный внутри лампы со стенками из полупрозрачного камня — слюды или дымчатого хрусталя. Но эти лампы не столько разгоняли вечный сумрак, сколько подчеркивали его. Казалось, ничто не в состоянии залить эти подземные помещения торжествующим солнечным светом.
Но здешние обитатели в этом и не нуждались. Они давно привыкли к темноте и находили ее успокаивающей, способствующей глубоким раздумьям и погружению в самопознание. Их дома напоминали что угодно, только не человеческие жилища. В скалах, образующих стены бесчисленных коридоров и переходов, были вырезаны причудливые узоры. Тонкое каменное кружево переплеталось и, казалось, не ломалось только чудом. Здесь были и розы, и клубок змей, и сломанные ветки, перевязанные лентой, и фантастические существа, которые, возможно, обитают на дне самого глубокого из морей — того моря, что простерлось над землями погибшей Лемурии…
Посреди этой резьбы то и дело мелькали глаза. Огонь факела, который нес варвар, отражался в расширенных зрачках, и тогда вспыхивало желтоватое или красноватое пламя. Множество подземных жителей следили за шествием, предпочитая, однако, оставаться у себя дома и не присоединяться к чужакам.
За этими ажурными «ставнями» или, лучше сказать, «воротами» находились сами жилища. Конан не мог разглядеть, имелась ли там какая-то мебель, но подозревал, что она тоже из камня. Одежда на магминах была кожаная, из выделанных шкурок каких-то существ, которые также обитали под землей. Про себя Конан надеялся, что это не крысы.
— Крысы? — переспросил Гирадо, и тут киммериец понял, что последнюю мысль высказал вслух. Он шепотом выругался: нельзя слишком погружаться в самопознание, иначе это выльется в процесс познания твоих мыслей посторонними — что, в свою очередь, плохо скажется на карме. Потому что если посторонние узнают что-либо лишнее, Конану придется отправить их в мир иной. А это плохо скажется на карме… И вообще, слишком много вещей плохо сказываются на карме!