— Не из-за вас, честно! Я сама…
— Что — «сама»? — теперь она увидела, что и он умеет удивляться.
— Сама… хотела… я не против. Пусть. Ей тогда легче. Она потом прощенья просит, ну, когда трезвая…
А потом был разговор. То торопливый, с красными от стыда щеками, то спокойный, то всякий. И был ремень, уложенный рядом со стулом. И первая порка, когда он берег ее исхлестанную вдрызг проводом спину и не зло, но сильно и горячо стегал зад…
А потом…
x x xА потом шел месяц за месяцем. Все дальше отступали бывшие недавно друзья, ставшие далекими с их интересом на банку колы или пачку крутых сигарет, тусу на диске, прикольный клип и дебильный «Дом». Вот уже первыми начали здороваться тетки у подъезда, сплевывая семечки и перешептываясь — вон, Настюха, не то что наши дуры — за ум взялась. На курсы институтские пошла… Видать, не зря ее Лизка вусмерть прыгалкой полосует…
Месяц за месяцем — раза два, иногда всего раз, но ей хотелось всегда — и снова в спокойную строгость, в понимание, под размах сильной руки. Смаковала ремень, смаковала про себя, шепотом в кушетку, слова и стоны. Считала удары и считала дни, когда придет к нему снова. Очаровательно краснея, подарила ему на 23 февраля свой танец — который придумала сама, собрав в кучку все интересное, чему научилась в секции и чего нагляделась на видике у того же Пашки-очкарика.
Сама сплела из бельевой веревки плетку, и танцевала с ней — точнее, в ней, обернув вокруг талии, и эта плетка была ее единственной одеждой. И знала, что не врет, когда привлек к себе и шепнул на ухо:
— Я много чего видел. Но это… Это был прекрасный танец. Спасибо, Настик.
Она не стала портить ему праздник, глазом не моргнула, забив в себе насмерть обиду, когда призывно и откровенно хотела подарить ему не только танец, а саму себя.
Он был понятливый. Как и она. И снова был разговор, снова краска на щеках, снова благодарное и уже легкое понимание. И веревочная плетка, словно сама слетевшая с талии и взлетевшая вверх…
x x x— Полковника совсем забыли… — в мелодию мычал себе под нос, гася третью недокуренную сигарету.
Два часа… Мертвое молчание телефона. Молчание дверного звонка. Мертвый экран пустой электронной почты.
Кнопка телевизора в гостиной. Удобный диван. Круговерть новостей,. Кофе. Коньяк. Еще раз кофе. Снова коньяк…
Кнопка торшера. Выброшенная книга… Сигарета. Конья… Стоп. Все, полковник. За перевалом — духи. Дальше хода нет.
Проверка кнопки будильника: а стрелку и двигать не надо. Завтра ровно в семь все начнется сначала…
Ровно в семь. Привычным мерным шагом. Машина. Дорога. Офис. Воротнички сотрудников. Старательная девочка-секретарша. Доклад генеральному. Кабинет. Холодные трезвые мысли. Анализ обстановки. Принятие решения. Постановка задачи. Исполнение. Прием докладов. Пустотный холод под сердцем.
Полковнику никто не пишет…
x x xИ диссонансом — растерянная мордочка секретарши:
— Там внизу какой-то парнишка в очках, вас спрашивает.
— Меня? Ему назначено? Я вызывал?
— Да, говорит, нужен ваш главный полковник. Чужие этого не знают, я вот вам сразу и ска… Вы куда, сейчас делегация немцев…
— На х..!!!
Он топтался внизу. Нескладный, действительно смешно-очкастый.
— Где?
— В третьей городской.
— Кто ее?
— Никто, автобус в столб въехал.
— Как она? — это уже в машине, в визге шин и в мотании всего Пашки, цепляющегося за все ручки и ремни.
— Ну, когда вроде очнулась, всех поставила на уши, говорит полковника найдите, тетка Лиза ни фига не понимает, что да как, Настюха хрипит чего-то, говорить пока больше не может, а я знал… ну… знал… короче. Вы и правда полковник? Настоящий?
— Нет, Паша. Я старый дурак. И это уж точно, что настоящий…
Июль 2007 г.
Дрим Тим
Тимофей Палыч зашарил рукой по тумбочке у кровати в поисках противно пищащего будильника. Нашарил, но заглушить копеечного «китайца» не смог — гад грохнулся на пол и пищал уже оттуда. Мрачно ругнувшись сиплым спросонья голосом, Тимофей сел на кровати. Хрен бы с ней, этой рыбалкой — полчаса погоды не сделают, но… Но эта лимонно-желтая сволочь со стрелками и писклявым звонком оборвала все на самом интересном месте! Все еще сидя, Тимофей старательно закрыл глаза, пытаясь прокрутить ленту сна и досмотреть концовку. Но получалось плохо, как в испорченном двд-рекордере: мельтешили кадры какого-то стародавнего покоса, влез в экран картуз на лохматой башке, слишком быстро мелькнула и исчезла хорошо исполосованная задница, запоздало пошла звуковая дорожка хлеста розог и коротких вскриков тонкого голоса.