— Какие в этой стране все, такие же и мы. — Тони определенно хотелось представить существование на американской земле чернокожих чем-то естественным.
— Нет! — Сэма подобное толкование не устраивало. — Возьми ирландцев, возьми хоть англичан — они белые. А Пуп — он африканец, только его угнали из Африки. Он не американец, Пуп. Верно я говорю?
— В-верно, только ведь и времени сколько прошло, как я приехал из Африки…
— А все равно ты черный, что — нет? — не унимался Сэм.
— Чокнутый ты, Сэм, — сказал Зик. — Вот, например, скажи мне: Рузвельт — кто такой?
— Рузвельт? Американец, — спокойно ответил Сэм.
— И Пуп то же самое, — попытался завершить спор Зик.
— Нет не то же, — крикнул Сэм. — Рузвельт что захочет, то и может делать, а Пуп — не может. Пуп только так думает, что он американец, на самом деле — черта с два. А папа говорит, черные должны все укреплять Африку, потому что там для нас настоящая родина…
— Вот ты и катись в Африку! — крикнул Сэму Зик.
— Чеши, не задерживай, — злобно взвизгнул Тони.
— Я и знаю-то про Африку только что в школе вычитал из учебника по географии, — промямлил Рыбий Пуп, не решаясь определенно принять чью-то сторону.
— Сэм желает, чтоб мы разделись телешом, одичали, чтобы лопали руками и жили в мазанках! — осмеял доводы Сэма Зик.
— Я хочу остаться, где я есть, — признался наконец Рыбий Пуп.
— Что ж, валяйте, — язвительно одобрил Сэм. — В Африку желающих ехать не имеется. Красота… А нет ли желающих прокатиться в Америку?
Мальчишки уставились на Сэма во все глаза.
— Вконец ополоумел Сэм, — простонал Тони.
— Мы и так в Америке, ненормальный! — завопил Зик.
— А вот и нет! — запальчиво крикнул Сэм. — Вы, ниггеры, вообще нигде. Вы и не в Африке, раз белые вас оттуда вывезли. И не в Америке, потому что в Америке вы вели бы себя как американцы…
— А Я И ЕСТЬ АМЕРИКАНЕЦ! — загремел Зик.
— Это тебе снится, ниггер! — поучал Сэм. — Ничего ты не американец! Ты черный, ты Джим Кроу — вот ты кто. В каких ты ездишь поездах? Для черных — нет, скажешь? В какой садишься автобус? Для черных. В какой учишься школе, в какую церковь ходишь? Только для черных. А похоронщик у тебя, а кладбище — не для черных? Сунься попробуй снять номер в гостинице «Уэст-Энд», где работает Крис, — глазом своим черным не моргнешь, как белые тебя линчуют к свиньям собачьим! Не можешь ты жить как американец, потому что ты никакой не американец! И не африканец тоже, между прочим! Так что же ты тогда есть? А ни фига! Ни фига ты не есть, и точка!
— Тебя наслушаешься, вообще спятишь, — с брезгливой усталостью сказал Зик. — Ладно, я потопал.
— Я тоже, — сказал Тони. — Задурил Сэма его папаша.
— Меня, может, и задурили, а вас зато — обдурили, — сказал Сэм.
Зик и Тони побрели прочь. Рыбий Пуп так и не уяснил себе, на чьей он стороне. Вроде и Сэма нельзя не понять, но нельзя и ронять себя в глазах Зика и Тони.
— Погоди, вот пойдут наниматься на работу, сразу уразумеют, что они всего-то навсего ниггеры. — Сэм говорил со злорадством, хотя жестокий смысл его слов относился и к нему самому.
— А я все равно не ниггер, — с хмурым упорством пробубнил Рыбий Пуп.
— Для белых — ниггер, — отчеканил Сэм.
— Из-за того только, что наши иной раз нехорошо себя ведут, — сказал Рыбий Пуп.
— Ты, значит, думаешь как белые? — спросил Сэм.
— Думаю, что нечего себя вести нехорошо, — изложил свой взгляд на вещи Рыбий Пуп.
— Белые говорят, ты потому уже барахло, что ты черный, — рассуждал Сэм. — Но ведь от тебя не зависит, черный ты или нет. Что тут можно поделать.
Рыбий Пуп почувствовал вдруг, что ему ненавистно бешеное от гнева лицо приятеля, отливающее блеском полированного черного дерева в тусклом газовом свете.
— Может, хватит про черных и белых! — попросил он. Что-то жгло ему глотку.
— Чудак, больше-то говорить не о чем, — с садистским упоением журчал Сэм. — Раз ты ниггер, значит, ниггер и есть, весь до мозга костей, ничего другого для тебя нету.
— Зло берет тебя слушать, — проворчал Рыбий Пуп. — Я пошел лучше.
Он отвернулся, но рука Сэма легла ему на плечо. Рыбий Пуп отпрянул, оттолкнув Сэма в сторону.
— Не пихайся, ниггер! — предостерег его Сэм.
— А ты не лапай меня! — прошипел Рыбий Пуп.
Они не успели опомниться, как уже сцепились друг с другом, пыхтя, сблизив перекошенные от натуги черные лица. Рыбий Пуп заехал Сэму кулаком по макушке, ухватив его другой рукой за ворот. Сэм левой залепил ему оплеуху. Рыбий Пуп набычился и двинул Сэма головой в живот. В ответ Сэм занес правую ногу и вмазал ему по голени носком башмака.
— Чего лягаешься, ниггер! — взвыл от боли Рыбий Пуп.
— Ты же первый меня стукнул! — громогласно обличил его Сэм.
Они неловко сплелись ногами и повалились набок, скатясь с тротуара. Поднялись и стали друг против друга, сжав кулаки, — драться не хотелось обоим, но ни тот ни другой не мог придумать, как покинуть поле битвы, не посрамив свою честь.
— Так я и знал, что ты — обыкновенный ниггер, — бросил врагу оскорбление Сэм.
— Ты черней меня, значит, ты — еще больше ниггер, — нашелся Рыбий Пуп.
Уязвленный, Сэм замахнулся для удара правой; Рыбий Пуп вильнул, и Сэм, увлекаемый в пустоту вслед за своим неистовым кулаком, спотыкаясь, пронесся мимо него по тротуару. Футах в десяти он стал, и противники яростно смерили друг друга глазами.
— Скажи спасибо, что промазал, я бы тебе глотку перегрыз, собака, — отдуваясь, проговорил Рыбий Пуп.
— Хоть бы тебя белые убили насмерть! — выпалил Сэм.
— Пускай тебя сперва! — вернул Сэму его кровожадное пожелание Рыбий Пуп.
— Хоть бы они твою черную мамашу укокошили! — изощрялся Сэм.
— А у тебя бы пусть — и мамашу и папашу! — не уступал ему в свирепости Рыбий Пуп.
Их теперь разделяли футов двадцать, и они злобно буравили друг друга глазами во влажной, жаркой тьме, размытой жидким сиянием газового фонаря.
— Если бы я был белый, я б и тебя линчевал, и все твое поганое семейство, — смаковал Сэм планы отмщения чужими руками.
— То-то и есть, что ты не белый. Ты черный, черный, как и я, и быть тебе черным во веки веков, — торжествующей скороговоркой оттараторил Пуп, повернулся и бросился бежать.
Последнее слово осталось за ним, и его трясло от возбуждения. Замедлив бег, он оглянулся через плечо и увидел, как Сэм понурой тенью одиноко плетется во мглу. Добежав до дому, Рыбий Пуп опустился на ступеньку, обессиленный встряской, которую только что пережил.
— У меня и в мыслях не было драться, — жалобно простонал он.
Ощупью он добрался до темной спальни. Непослушными пальцами стянул с себя одежду и постоял, не зажигая света, тяжело дыша, весь во власти мучительного чувства, которое не в силах был осмыслить. Потом подошел к комоду, щелкнул выключателем и, приоткрыв рот, уставился в зеркало на свое зареванное черное лицо. Скорчил своему отражению рожу и, насосав полный рот горячей слюны, харкнул так, что по всему стеклу разлетелись брызги.
— Ниггер, — прошипел он, словно пар выпустил из клапана.
Он отвернулся, бросился на кровать, рывком натянул на себя простыню. Долго лежал, дрожа, потом все-таки забылся глубоким сном, не потрудившись погасить свет.
Прошло три дня, и они с Сэмом думать забыли и про драку, и про то, из-за чего она произошла.
VI
В майке, в бумажных штанах Рыбий Пуп стоял на краю пустыря, зажав в левой руке бейсбольный мяч, помахивая правой, в которой держал биту. Ярдах в сорока от него и под углом в тридцать градусов друг от друга стояли веером Сэм, Тони и Зик, на левой руке у каждого была надета рукавица. Рыбий Пуп устремил бесстрастный взгляд на Тони.