— В свертке не лекарства.
— Нет, лекарства. Мне доктор сказал, что лекарства для людей из концлагеря.
— Это он так только сказал.
— Как так?
— А вот так…
— Что же было в свертке?
Ничего. Пустые пузырьки.
— Врешь!
— Не вру. Это было твое первое испытание. Важно, как ты его вынес, а не что отнес.
— Ну и как я его вынес?
— Справился.
— Так и доктор скажет?
— Доктор больше не придет. Я же говорил.
— Никогда?
— Вполне возможно, что никогда.
— Почему? Ты же сказал, я справился.
— Он провалился. Арестовали его вчера вечером.
— Арестовали?
— Поэтому я и пришел. Сказать тебе, чтобы ты не боялся. Ты ничего не сделал. Только передал пустые пузырьки человеку, которого и не знаешь. Не бойся. Больше ты ничего не сделал. Отнес пустые пузырьки.
— Я думал, лекарства.
— Мог подумать хоть танки. Неважно, что ты там думал. И на этом конец. Привет!
Никогда мне не было так грустно, как в тот вечер. И оттого, что уже не увижу доктора X., и оттого, что передал какие-то пустые пузырьки, которые никому не нужны и никому не могли насолить, которые не давали мне никакого права считать себя смелее других ребят, которым не посчастливилось заболеть гриппом, чтобы их лечил доктор X.
Когда после Освобождения я узнал от самого доктора, что в свертке все-таки были лекарства, тогда уже не было никакой опасности, тогда я мог открыто сказать, что хочу вступить в Союз коммунистической молодежи, так же открыто, как хочу, чтобы солнце всходило каждое утро, потому что ведь солнце никогда надоесть не может.
НУ И УЛИЦА!
ВСЕ ХОРОШО и в порядке на нашей улице, да жаль, ничего нельзя сохранить в тайне. Все становится известно! Что уж там говорить, когда даже тайна мальчика с родинкой на подбородке стала всеобщим достоянием?! Как — неважно, а стала.
Мальчик готовился к чему-то и ждал. Что — он никому не говорил. Это была его тайна. Он только думал: «Если я не заслуживаю и, значит, мне не дадут то, чего я жду, так лучше уж не трезвонить!»
И мальчик помалкивал.
Но разве на нашей улице что сохранится в тайне?
Однажды кто-то увидел, как мальчик сажает деревце в палисаднике на углу улицы.
— Как дела? — спросил этот кто-то.
— Спасибо, хорошо, — ответил мальчик.
И только, больше ни слова.
Но все-таки…
В другой раз кто-то другой встретил его в булочной.
— Как дела? — спросил.
— Спасибо, хорошо, — ответил мальчик.
И только, больше ни слова. Ни слова о том, что хлеб он покупает соседям. Тете Марии, которая не может выйти из дому из-за грудного ребенка. Дяде Фане, который сдает какой-то трудный экзамен и тоже не может выйти из дому. И еще дяде Нае, маляру, который упал с лестницы, врачи положили ему ногу в гипс, и он не может ходить.
Но разве на нашей улице что сохранится в тайне?
Тот день, которого мальчик ждал, надеясь что-то получить, тот важный день приближался, и про мальчика ходили все новые и новые слухи.
Говорили, что у него только одни десятки.
Разве на нашей улице что сохранится в тайне?
Говорили, что он выучил много стихотворений и песен.
Да разве на нашей улице что сохранится в тайне? Куда там!
И вот вам доказательство. Нашелся кто-то, кто остановил мальчика и, ни о чем его не спросив, прямо сказал:
— Когда тебя примут в пионеры, заходи ко мне, я хочу посмотреть, как ты выглядишь в галстуке с трехцветной полоской.
Такая уж у нас улица. Все становится известно.
Ну и улица!
ГОРСТЬ ТЕРПЕНИЯ
ОДНАЖДЫ КО МНЕ ПРИШЕЛ мальчик и спросил:
— Скажи, пожалуйста, сколько мне ждать, пока я вырасту большой? Мне надоело быть маленьким.
Учтите, вы ошибетесь, если подумаете, будто я, въедливый человек, вместо того, чтобы ответить ему, стал расспрашивать, почему ему надоело. Я ведь тоже был маленьким, честное слово, был, и прекрасно знаю, сколько неприятностей у маленьких хотя бы из-за одной таблицы умножения.
Уже не говоря о задачах с орехами и яблоками, о подлежащих, которые похожи на сказуемые, и о сказуемых, которые маскируются под подлежащие, чтобы только запутать вас.
Уже не говоря о том, что стоит только тебе чихнуть, как мама в панику:
«Ах, мальчик простудился! Ах, его сквозняком прохватило!» Папа звонит в поликлинику, а бабушка выходит встречать доктора, чтобы еще у калитки сообщить ему, что она в жизни не видывала более опасного чихания.
Уже не говоря о том, что у тебя только один свечной огарок, да и тот из кармана выбрасывают — просто так, потому что «где это видано, чтобы дети таскали в карманах свечные огарки?!»