— Перестань, козленочек, не реви, — стал его медведь успокаивать. — Скажи мне, где у вас еда лежит, я тебе помогу… Накормлю на славу!
Ясно, что козленок сказал. Медведь на кухню ввалился и давай за семерых уплетать. Съел всю мамалыгу, выпил молоко до последней капельки, да еще, жадина, проглотил чугунок с деревянной мешалкой.
Тут козленок еще громче заплакал. И плакал, и плакал. Весь дом от рева дрожал. (Вы ребята, готов поспорить, сколько бы ни старались, громче его не сможете, но лучше, если вы и стараться не будете!) Но ведь всем известно, что от плача хочется спать.
Вот козленок и закричал:
— Бабушка-коза, усыпи меня!
Но никто не пришел усыплять. Бабушки-козы, как вы знаете, тоже дома не было.
И козленок опять давай кататься, реветь:
— Усыпи меня! Усыпи! Усыпи! Я сам не могу!
Тут как раз волк на прогулку вышел. Он недалеко проходил и все слышал.
— Не кричи, козленочек, — хриплым голосом сказал волк. — Погоди, я тебя усыплю…
Зашел волк в дом, сел рядом с козленком, баюкает его и поет:
Козленок в ужас пришел — и я даже не знаю, откуда у него силы взялись, вырвался — и бежать куда глаза глядят.
Только к вечеру воротился домой — раздетый, голодный, измученный. Только в дверь зашел, говорит:
— Мама-коза, тетя-коза, бабушка-коза, я вам все расскажу, что со мной приключилось, но сначала найду свои вещи, оденусь да поем, а то я сильно проголодался.
Оделся козленок, съел все, что в горшках нашел, а рассказать ничего не успел — уснул как убитый.
ВРОДЕ ЧТО-ТО ЕЩЕ ОСТАЕТСЯ
ЭТО СО ВСЯКИМ может случиться. Любой может ушибить или уколоть себе палец.
Немного поболит и пройдет.
Беда в том, что целый час или два, а то и день-два все время хочется держать этот палец кверху.
Подходит Виолета и спрашивает:
— Ты что?
Ты смотришь на нее и не понимаешь.
— На что посмотреть? — спрашивает Виолета.
— Как на что посмотреть?
— Ну, на что ты пальцем показываешь?
— Я не показываю.
— Тогда почему так держишь его?
— Я не держу. Это он сам.
— Хочешь, я тоже так буду держать?
— Держи, раз охота.
— Думаешь, это великое дело — держать палец кверху?
— А кто сказал, что великое?
— Ты, я вижу, им задаешься.
Что на это ответить? Ну что на это можно ответить? С этой Виолетой лучше не связываться. Стоит тебе только подержать палец кверху, как и она захочет держать палец кверху или бросит тебе в лицо, что ты задаешься.
Ты идешь к маме и просишь завязать палец.
— Болит? — пугается мама.
— Нет.
— Тогда незачем завязывать. Крови нет. Завязывать незачем.
— Мне все время хочется держать его кверху.
— Ну и прекрасно. Держи кверху и не мешай мне, видишь, сколько дел.
— Можно, я сам завяжу?
— Делай что хочешь, только не переворачивай все вверх дном. Я только что прибрала за тобой.
Заходишь в ванную, открываешь белый шкафчик, берешь бинт. Начинаешь накручивать его на палец, но у тебя ничего не получается. Одной рукой не получается.
Идешь с бинтом к маме.
— Я сам не могу.
— У меня на пустяки времени нет, — говорит мама.
— Пожалуйста, помоги чуть-чуть.
В конце концов мама забинтует палец. И бантик завяжет. Только пока ты увидишь этот бантик завязанным, тебе придется молча выслушать слова, которые далеко нельзя назвать приятными.
— Вечно ты мне надоедаешь, — говорит мама. — У тебя есть игрушки, есть карандаши, — говорит мама, — шел бы на улицу да играл с ребятами, — продолжает мама, — а то пристаешь ко мне, от дела отрываешь, — говорит и говорит мама, а ты молчишь, должен молчать, иначе останешься с незавязанным пальцем. — Где это видано, в бинты играть? Придет же такое в голову! — сердится мама. — Это отец виноват, распустил тебя, — говорит и говорит она, а ты молчишь, иначе останешься с незавязанным пальцем.
Но всему приходит конец, мама завязывает бантик, ты говоришь: «Спасибо!», мама притворяется, что не слышала, и не отвечает: «Не за что!». Ты выходишь из кухни с завязанным пальцем. Ого! Теперь дело другое!