- К этому чаю оно подойдет лучше, - я ставлю на стол чашки и сажусь на свое место.
Я возвращаюсь за стол и тихо вздыхаю, начиная хрустеть любимым печеньем и запивать его чаем - еще более вкусным, чем обычно. Новый сорт очень хорошо гармонирует с тобой и твоим ароматом, который мне так сильно нравится, и ты ведь поэтому выбрал именно этот вид? Я не выдерживаю и опять улыбаюсь, глядя на тебя. Мое счастье слишком сильное и большое, чтобы поместиться в одном только мне - вот почему я улыбаюсь.
- Нравится? - я усмехаюсь уже открыто, зная, что причина не только в чае. - Завтра будет еще один новый, если будешь хорошо себя вести, - как раз перед отъездом я нашел один хороший сорт, чем-то напомнивший мне тебя. Он легкий и действительно какой-то летний.
Опять не выдерживаю и, встав со своего места, нахально пересаживаюсь к тебе на колени, обнимаю за шею и целую ставшие такими родными и обожаемыми губы. В такие моменты мне искренне плевать на все те причины, которые могли бы стать преградой к нашему «Мы», я просто люблю тебя до одури.
- Не считаешь, что это уже слишком? - усмехаюсь и провожу ладонью вдоль твоего позвоночника, раздумывая над тем, что предпочтительнее - ты или завершение эксперимента.
Я отрываюсь от твоих губ и задумываюсь буквально на мгновение, после чего хитро улыбаюсь и мотаю головой:
- Не-а. Я же люблю тебя, - «и поэтому мне все можно». Вслух я этого не скажу, но счастья от этого не убавится, и я продолжаю улыбаться, обнимать тебя и тихо-тихо мурчать, как маленький котенок, живший у соседей Дурслей.
- Поттер, Ваша наглость не знает границ, - вздыхаю и спускаю тебя со своих колен, задумчиво разглядываешь. - Успеешь помыть посуду за пять минут - и я подумаю, стоит ли возвращаться в лабораторию.
Я торопливо хватаю палочку и произношу заклинание, чтобы вымыть тарелки как можно быстрее. Кажется, так аккуратно я их не переносил с помощью «Вингардиум Левиоса» еще никогда - впрочем, никогда я и не мыл посуду за нами в состоянии такого возбуждения. Не знаю, почему, но быть с тобой милым - это хлеще любого афродизиака, по крайней мере, для меня.
С тихим снисхождением наблюдаю за тобой - ты такой забавный, когда спешишь и стараешься быть предельно аккуратным. Пять минут проходят быстро, но ты укладываешься в срок - подобные частые тренировки уже научили тебя этому.
- Молодец.
Я оборачиваюсь и смотрю на тебя с легкой улыбкой. Знал бы ты, сколько посуды я перемыл вручную после приемов и банкетов у Дурслей дома... тем временем как Дадлик обжирался - по-другому и не скажешь - конфетами из шикарных коробок. В детстве он хотя бы одной делился из сотни, а вот потом... У тебя можно есть печенья, сколько захочется, быть для тебя ласковым и ручным, кормить тебя вкусной едой и получать за это «спасибо», и - что самое главное - быть с тобой. Рядом. Быть вместе с тобой, и за это я променял бы все на свете, абсолютно все. Наверное, поэтому я висну у тебя на шее со своим очередным поцелуем.
Ты поистине вечный ребенок. Тебя так легко предугадать, что остается только приобнять за пояс и ответить на поцелуй, перехватывая инициативу и наступая самому. Потому осторожно отстранить и направиться в спальню, придерживая тебя рядом и многообещающе исследуя кончиками пальцев твою поясницу.
Я смотрю на тебя с такой верой в глазах, что ты, наверное, смеешься мысленно. Не в лицо, нет - ты для этого слишком умен, мудр и... любишь меня? Не знаю. В это слишком страшно верить, и еще страшнее - на это надеяться, но я все равно смотрю на тебя со своим дурацким детским восхищением. Ты мой замечательный, любимый и самый восхитительно родной человек, и мне плевать на все условности - особенно тогда, когда ты касаешься меня так... и тем более - здесь...
И вот мы лежим на кровати, уставшие, ленивые и очень молчаливые. У меня хорошо получается тихо-тихо сопеть, уткнувшись тебе в плечо носом, и тебя это даже не раздражает - по крайней мере, ты продолжаешь меня обнимать. Ты всегда молчишь после секса, и, я думаю, будь ты магглом, ты бы обязательно курил после оргазма. Меня ты курить отучил, но иногда я все равно тайком достаю где-нибудь сигаретку-другую - там, где тебя нет и точно не будет еще несколько часов после моей последней затяжки. Ты меня не ловишь, хотя я и знаю, что ты наверняка догадываешься.
Ты вообще делаешь для меня все. Нарочно ли, случайно, но ты стал для меня тем единственным взрослым и любящим, которого не было все мое детство. А еще ты тот единственный равный, который показал мне одну не очень хорошую сторону светлой магии - вернее, не очень светлую. Потому что так хорошо может быть только от чего-то не очень... благого, наверное. Хотя кто его знает? Уж точно не я, такой глупый и совсем еще ребенок, которым я люблю быть. И по этой причине я нарушаю молчание минут через двадцать очень глупым вопросом: