Я, доев, насупленно смотрю на тебя и обиженно подбираюсь ближе, чтобы ткнуться носом в грудь и засопеть. Судя по твоему голосу, обещанное другое зелье будет на вкус чем-то вроде Костероста или даже Оборотного, а мне и так плохо... и из всего моего сбыточно-несбыточно-желанного списка остались только ласковые слова.
Я ведь уже говорил, что, когда болею, становлюсь ужасно капризным?
Я поглаживаю тебя по волосам, обдумывая, что делать дальше. Лучше всего уложить тебя спать, а самому заняться зельем, но заснешь ли ты?
- Тебе надо выспаться.
Выспаться. Я не хочу спать, когда я болею, весь сон куда-то улетучивается. Собственно, из-за этого я и становлюсь ужасным ребенком - когда хочется спать, но никак не спится, можно еще и не так артачиться. Прижимаюсь к тебе и тихо прошу:
- Полежи со мной? - я знаю, я горячий, и тебе жарко, когда я так тесно обнимаю тебя, но мне это нужно. Только сегодня, обещаю.
Я несколько секунд смотрю на тебя и поднимаюсь с кровати. Чтобы снять одежду и остаться в белье - так легче лежать под теплым одеялом рядом с тобой, да и человеческое тепло оказывает, порой, намного лучший эффект. Возвращаюсь и притягиваю тебя к себе, возвращая в объятия:
- Постарайся уснуть.
Я счастливо улыбаюсь и прикрываю глаза, чтобы незаметно потом уснуть. А пока что я могу наслаждаться тем, что впервые в жизни, когда я болен, рядом со мной есть кому полежать, и есть кому пострадать от моего ущербного характера во время болезней. Нет, он и в здравствии не сахар, я знаю, но сейчас ведь я наверняка невыносим. И поэтому ценно вдвойне, что ты разрешаешь мне вот так обниматься, тихо дышать куда-то тебе в грудь и очень редко касаться ее губами, просто потому что сил нет даже на простое «Люблю тебя».
Я продолжаю поглаживать тебя по волосам, пока не замечаю, что ты все-таки уснул. Сейчас сон у тебя очень хрупкий и приходится выбираться крайне осторожно, и сразу же вернуться, когда зелье готово. Даже удивительно, что ты еще спишь, но это хорошо - тебе нужны силы.
Сквозь мутную пелену сна - тревожного, полного страшных мест, случаев, падений и аварий, - я слышу чей-то голос. Я не разбираю слов, только думаю, что хорошо бы позвать тебя - Северуса, моего Северуса, самого близкого и родного на свете человека. Я падаю и падаю, эта Бездна чем-то похожа на ту, куда упал Сириус, и спасти меня можешь только ты. Почему-то я в этом уверен, как бывают люди уверены только во сне: эта уверенность происходит не оттуда, а из реальной жизни.
Ты бредишь, подтверждая мои опасения относительно того, что температура сразу не спадет. Я вновь ложусь и прижимаю тебя к себе, поглаживая по волосам. Ты долго не успокаиваешь и приходится позвать тебя по имени и осторожно встряхнуть, чтобы помочь очнуться от кошмара.
Я открываю глаза, и мой кошмар, как и обычно, улетучивается сразу же, не оставляя у меня в памяти и следа того, в чем мне пришлось побывать. Ты рядом, ты обнимаешь меня и смотришь встревоженно - так, что мне сразу же становится очень стыдно за то, что я заболел. И еще более стыдно мне за то, что я, как всегда, наверняка звал маму. Поднимаю на тебя глаза и тихо спрашиваю:
- Я кого-нибудь звал во сне?
Пожимаю плечами и убираю с твоего лба налипшие пряди:
- Меня. По имени. Держи, - протягиваю кубок и помогаю тебе сесть, оперевшись на меня. - Может начать познабливать, но это нормально, - я решаю не говорить тебе об ужасном вкусе, а о том, из чего состоит это зелье, тебе лучше вовсе не знать.
Я вспыхиваю и пью твое ужасное зелье махом, даже не замечая, что от одного запаха может вывернуть наизнанку. Я звал тебя, мне снился... ты? Я не думал, что любовь к тебе проникла в моем сознании так глубоко. Я знаю, что я люблю тебя, но теперь для меня нет обратного пути, и твоя ответная любовь становится еще более ценной, и мерзкое зелье, в состав которого точно вошли лягушачья лимфа и слизь аксолотля - я это чувствую теперь по послевкусию, - приобретает оттенок чего-то теплого и нежного в моих мыслях. Ведь ты явно сварил его, пока я спал, и двигался ты так незаметно, что я этого не заметил, будучи в своем нестабильном бреду...
Я забираю кубок и даю тебе чай, на этот раз с лимоном и медом, чтобы ты смог перебить послевкусие:
- Хочешь книгу?
- Нет, я ничего не пойму... - слегка еще краснею и прячусь за чашкой. Ее ободок мне упирается в переносицу, так что и глаза при желании можно спрятать, чтобы только не смотреть на тебя: когда я понимаю, что люблю тебя (с каждым разом просто все сильнее), мне всегда хочется тебе это доказать. Но сейчас нельзя ни мне, ни тебе: у меня просто не хватит сил, а ты можешь заразиться. Поэтому мне лучше спрятаться за чашкой и украдкой только погладить твою ладонь своей, хоть я и смущен донельзя.