Но Исаков — уроженец гор. Он сам однажды пошутил, что ему на роду было написано стать если не пастухом, то бродягой или странником. С детства он запомнил рисунок французского художника в журнале «Иллюстрасьон», эффектно, хотя и с искажением перспективы, изобразивший подрыв на японских минах в Желтом море весной 1904 года броненосца «Петропавловск»: вздернутая дыбом корма корабля и русские матросы на его обнаженных гребных винтах, как на лопастях работающей мясорубки, — это зрелище врезалось в душу мальчика навсегда, но не отвратило его от моря и флота.
Среди личных фотографий многих мужчин найдется пожелтевшая карточка мальчишки в матроске и бескозырке с лихой надписью на черной ленточке — что-нибудь вроде «Альбатрос» или «Гром». Такая карточка есть и в архиве Исакова. К сожалению, расплывчатая — несовершенное творение фотографа начала века. На крылечке террасы южного домика у решетчатой балюстрады стоит улыбающийся длиннорукий мальчик лет семи в черных суконных брючках, в белой с напуском форменке и в белой — прямо-таки по форме «раз» — бескозырке над оттопыренными ушами. Надпись на муаровой ленточке не разобрать, но на ее концах, закинутых вперед, на синий полосатый воротник, угадываешь золоченые накладные якорьки. Черты лица, конечно, смыты. Достоверны только глаза — пристальные и с лукавинкой, исаковские. Это осталось на всю жизнь — юмора ему не занимать.
Не будем, конечно, придавать мистического значения матросскому костюмчику будущего адмирала — фотографирование в начале века было событием праздничным и даже волшебным. Но кому из нас доступны тайны впечатлений, оседающих в детской душе? Во всяком случае, карточка эта оказалась не случайной в жизни Ивана Исакова, крещенного в августе 1894 года в селе Хаджикент Ованесом, сыном Степана Егорова Исаакяна — отсюда и фамилия, русифицированная еще отцом и твердо произносимая с ударением на последнем слоге: Исако́в.
Вспоминая как-то своих предков и детство, Исаков рассказывал, что его прадед был иеромонах в Восточной Армении, а дед — мельник в одном из сел под Гянджой. «Но ради бога не пишите, что дед был мельником, хоть и сто лет тому назад, — с лукавым испугом предупредил рассказчик. — Дед-мельник, даже бедный мельник, — кадровики этого не вынесут…» Шутка — в манере Ивана Степановича, всегда склонного к самоиронии.
Но шутки шутками, только от предков своих — и по отцу, и по матери — Исаков не унаследовал ни титулов, ни мельниц. Его родичи были бедны и невезучи, как и весь истощаемый большими и малыми войнами, вспышками религиозных распрей и межнациональной розни народ, зажатый между Османской Турцией, подбританской Персией и империей Романовых. Зато он унаследовал от родичей исключительное трудолюбие, упорство и острый, восприимчивый к наблюдениям и знаниям ум.
Дед сумел определить отца Ивана Степановича в тифлисскую гимназию, но средств для ее окончания не было, и отец стал дорожным техником — добротная профессия для Кавказа, где строили немало дорог. Когда началась русско-турецкая война, он пошел охотником в русскую армию, служил, зная турецкий, переводчиком в штабе, потом строил дороги в горах, важные для вывоза раненых. Воинский начальник в Карсе вручил ему гражданский орден — Станислава 4-й степени. От отца впервые услышал Иван Степанович про невероятные морские предприятия капитан-лейтенанта Макарова в русско-турецкую кампанию на знаменитом катероносце-пароходе «Великий князь Константин»; поднятые на палубу этого парохода четыре маленьких беспалубных катера были вооружены минами — на шестах и на буксирных тросах, а потом и самодвижущимися минами-торпедами Уайтхеда; «Константин» появлялся то у Батума, то возле Сухума или на Гагринском рейде, то даже на другой стороне Черного моря, в устье Дуная, тихо спускал на воду четыре минных катера в дерзкую атаку на сосредоточенные в гавани броненосцы турецкого флота. Для XIX века это было новостью и повергало неприятеля в панику.
Степан Исаков гордился тем, что знаменитый Макаров — его тезка и оба они — одного ордена кавалеры, — правда, у Степана Макарова Станислав на две степени выше, чем у него… Очевидно, нежданный орден вскружил голову бедному технику; человек увлекающийся и незаурядных способностей, он рассчитывал теперь вырваться из нищеты. В Карсе он встретил северянку Иду Антоновну Лауэр, красивую и образованную женщину из знаменитого своим университетом города Эстляндской губернии Дерпта. Ида Лауэр выросла на хуторе, арендуемом ее многодетным отцом у богатого барона. После окончания гимназии она пошла гувернанткой в военно-чиновничью семью. С этой семьей Ида Антоновна и приехала из Петербурга на Кавказ, где вышла замуж за остроумца и веселого человека, мало приспособленного и к военной службе, и к предпринимательству. А ему, когда жена народила троих детей, не терпелось по-новому построить свою жизнь и разбогатеть. В поисках удачи он скитался из города в город, устроил жену и детей в Тифлисе на попечение ее брата-холостяка, а сам осел в развивающейся нефтяной столице Баку техником на строительстве осушительного канала на нефтеносных землях Апшеронского полуострова.