Йерсоненд обладает особым ароматом, сделала открытие Инджи. Из-за его расположения рядом с горой слабый, сухой запах Кару смешивался с более насыщенными, отдающими лесом ароматами склона горы и оврага, запахом мочи горных кроликов и еще каким-то запахом, который Инджи никак не могла определить. Она всегда любила приблизить нос к скульптуре и принюхаться к ней. Запахи резины и стали, дерева, чугуна и пластика — все это является частью работы, говаривала Инджи.
Да-да, Джонти Джек, думала она, я тебя «вынюхаю», и нос приведет меня к твоей берлоге. Инджи ни на миг не сомневалась, что сумеет купить эту вещь. Ей никогда не приходилось терпеть неудачу. Во всем, что бы она ни предпринимала, и в самом Кейптауне, и в его окрестностях, ни один художник не отказывал ей. Зачастую они поначалу вели себя грубо и упрямо, изображали из себя непонятых и отвергнутых. Никто не рвался обменять свою работу на деньги. Но постепенно, после нескольких визитов и разговоров, во время которых возникало доверие, они сдавались. Наконец происходили последние переговоры, и сделка завершалась с поразительной скоростью. Но сначала художник должен был почувствовать, что он может позволить себе роскошь уступить. Это сродни любви, цинично думала Инджи — те же самые уловки и отступления, которые являются частью соблазнения.
Она села в тени у забора. Плоть дерева застыла, похожая на свечной воск, вокруг углового столба и проволоки, с которыми срослась. Инджи выудила из рюкзака бутылку с водой и сделала большой глоток. Капли воды, упавшие со дна бутылки, потекли вниз, между грудей.
Тут она снова увидела старуху с ведром. Шарф на голове опустился совсем низко на глаза. Инджи смотрела, как старуха с босыми пыльными ногами приближается к ней. Вряд ли старуха видит меня здесь, в тени, решила Инджи. Пугать ее не хотелось, поэтому девушка начала возиться с рюкзаком, чтобы привлечь к себе внимание тусклых глаз. Старуха дошла до Кровавого Дерева, поставила ведро с водой на землю и подтянула шарф повыше. Теперь она смотрела на Инджи более разумным взглядом, а не тем, полным подозрения, что раньше.
— У торговца Бааса сказали, что мисси ищет золотые фунты.
Растерявшись, Инджи начала заикаться:
— Золотые…?
Старуха кивнула.
— Ну да. Фунты.
Инджи в замешательстве помотала головой.
— Нет, — сказала она. — Тут какое-то недоразумение. Я здесь по другому делу.
Глаза старухи снова сузились, она натянула шарф до бровей.
— В лавке говорят…
— Ну, так они ошибаются! — прервала ее Инджи и тут же сообразила, что поторопилась. Следовало выслушать женщину. Но было уже поздно. Та подхватила свое ведро и уставилась на пыльную дорогу. — Я… — начала было Инджи.
Старуха побрела дальше. Инджи смотрела ей вслед: худые икры, мелькают пятки, вода выплескивается из ведра и исчезает в пыли.
— Где находится дом Джонти Джека? — крикнула Инджи ей вслед, скорее для того, чтобы объяснить цель своего визита, чем для того, чтобы получить ответ.
Старуха остановилась, снова поставила на землю ведро и повернулась, безвольно опустила руки и мотнула головой.
— Там, над ущельем, — ответила она. — Там, возле дома каменотеса, есть ворота. Сквозь них, а потом все наверх, наверх, наверх. До самых лилий.
— Можно пройти пешком или нужно ехать? — спросила Инджи, вскочив на ноги.
— Ехать. Пойдешь пешком — вернут обратно.
— Кто это?
— Женщина без лица.
— Кто?!
Но старуха уже отвернулась, подхватила ведро и пошла прочь.
Инджи закинула рюкзак на плечи и внезапно почувствовала страшную усталость. Правильно ли она расслышала? И какое расстояние ей придется пройти, чтобы добраться до этого произведения искусства?
Трущобы, где вода стоит в вонючих лужах, а дети облегчаются, присев на корточки у жестяных стен, оголив зад… Пригороды нуворишей, где ее ждут надменные художники в восточных халатах, с шампанским во льду и CNN по телевизору… Придорожные ларьки, где продавцы антиквариата молча сидят, укрывшись за товаром… Кабаки, где невозможно отличить художника от насильника и бандита, и все они вместе сидят и пьют с жестокими глазами. А теперь здесь, позади каменного коттеджа, над ущельем, где вздыхают темные деревья…