— А вы знаете, — произнес он, доверительно наклонившись вперед, — что первая скульптура Джонти Джека — самая первая, которую он создал! — была для Бабули Сиелы Педи?
Пораженная Инджи выпрямилась.
— В самом деле?
Гудвилл Молой серьезно кивнул.
— Скульптура до сих пор служит украшением моего дома Моя жена и я очень дорожим ею. Мы понимаем, что когда-нибудь она станет весьма ценной. Возможно, уже такою стала.
— А как она выглядит? — Инджи как стукнуло — ведь художественный музей может извлечь из этого выгоду. Она поставила свою чашку и тоже наклонилась вперед. Молой расхохотался.
— Остыньте! Похоже, вам захочется купить и ее.
— Что ж, первая вещь, созданная крупным художником, всегда высоко ценится. Если даже и не по сути, то по историческим причинам.
— Могу заверить вас, мисс Фридландер, что в этой работе нет ни крыльев, ни золотой краски, ни специфических тотемных столбов — ничего такого, чем увлекается сейчас Джонти Джек — это очень красивая и простая скульптура.
— Что она изображает?
Политик в Гудвилле Молое наслаждался игрой с любопытством Инджи.
— О, вы никогда не догадаетесь!
— Я бы с удовольствием упомянула о ней в своем отчете.
Он встал, закрыл дверь в зал заседаний и вернулся на место.
— Это бюст фельдкорнета Рыжебородого Писториуса.
Инджи еще сильнее наклонилась вперед.
— Деда Джонти?
— Его самого. Лично Старины Рыжебородого. — Гудвилл Молой буквально зашелся хохотом.
Инджи откинулась на стуле и попыталась обдумать услышанное.
— И он подарил его…
— Да. Он подарил его Бабуле Сиеле Педи. И об этом никто не знал.
— Ах, — восхищенно вздохнула Инджи.
Гудвилл триумфально засмеялся.
— Дети наблюдательнее и честнее взрослых. Еще маленьким мальчиком Джонти Джек наверняка чувствовал связь между его дедом и старой женщиной из Эденвилля. — Молой подчеркнул название иронической усмешкой. — Многие белые йерсонендцы тоже это чувствовали, но есть вещи, о которых просто не принято говорить. Только ребенку хватает смелости увидеть голую суть вещей.
— Так вы считает, что Джонти знал об отношениях между его дедом и Бабулей Сиелой?
— Нет, мисс Фридландер, я говорю, что все знали о существовании между ними отношений. Но только Джонти Джеку хватило смелости сказать Бабуле Сиеле, что он об этом знает. И после похорон Писториуса он отнес ей бюст в Эденвилль. Он был тогда совсем ребенком, но на следующий день после похорон он воспользовался глиной с могилы и сделал бюст, тайно обжег его в материной плите, когда Летти была в своей конторе социального обеспечения, и отнес статуэтку Бабуле Сиеле. После тяжелой ночи она все еще сидела в объятиях своего мужа, моего деда, и оплакивала рыжебородого белого мужчину, который использовал ее, а потом ни разу с ней не поздоровался.
Инджи вздохнула и причесала волосы пальцами. Они посидели молча. За дверью уборщицы вытирали пыль и подметали в зале заседаний. Их швабры ударялись о ножки стульев, а тряпки шлепали по столам.
— Я просто не знаю… — прошептала Инджи.
— Чего вы не знаете? — спокойно спросил Молой.
— Я не знаю, хватит ли у меня сил на все истории этого города, — бросила Инджи Фридландер через плечо, направляясь к двери. Она бежала по улице, а мэр стоял у окна своего кабинета.
Для тебя это только истории, думал он не без горечи. А для нас это все, что мы знаем. Для нас это наш Йерсоненд.
«Как описать любовь?» — думал капитан Вильям Гёрд, былой герой индийского раджи, теперь влюбленный в африканский вельд, вместе с Рогаткой Ксэмом поджаривая на костре ребрышки. Точный год моментально вылетел у него из головы, потому что они попыхивали сигаретой с травкой, про которую Рогатка Ксэм сказал, что это сорняк, растущий в здешних сырых ущельях, и он помогает простить и забыть.
Как выразить то, что в конечном итоге определяет судьбы мира: влечение между мужчиной и женщиной?
Брачный инстинкт, думал капитан Гёрд, вот о чем на самом деле говоришь, когда изучаешь большие передвижения войск, падение королей и возвышение империй. По большому счету все это зависит от того, что происходит между влюбленными.
Стоит это понять, и можно перестать беспокоиться о великих жестах истории, об алчности, о жажде власти и о подчинении. Если хочешь сказать что-нибудь значимое об истории конкретного места, следует сосредоточиться на притяжении влюбленных. Только взгляни, как выражают это художники! Ибо разве не творение искусства вбирает в себя акт любви, как основной сюжет определенного времени или места?