— Все время под горку! — смеялись Инджи и принцесса Молой, проверяя все это в кухне.
— Это кровавое дерево! — воскликнула принцесса Молой, показывая на ветви и корни рисунка.
У Инджи так кружилась голова, что ей пришлось прилечь. Она слышала, что Джонти Джек частенько ходил навещать Бабулю Сиелу Педи после того, как подарил ей бюст своего деда. Бабуля Сиела рассказала мальчику множество историй: она учила его, шептала принцесса, как народ Педи лепит и обжигает глину, она рассказывала ему о духах предков, о токолоше, и по сей день все рассказанное крепко удерживает его.
— А Летти Писториус и Соцобеспечение? — спрашивала Инджи.
И услышала, что после чаепития и шока от происшедшего у Кровавого Дерева, Летти Писториус переехала на улицу, ставшую впоследствии известной, как Дорога Изгнания. Это произошло в 1944 году, через несколько лет после того, как Большой Апартеид набрал обороты, и ее цветным соседям пришлось выехать оттуда. Летти сидела в Йерсоненде на мешках денег, через несколько домов от нее находилась юридическая фирма — полностью к ее услугам, у нее был сынок, по поведению которого было совершенно очевидно, что он никогда не станет адвокатом в лучших традициях Писториусов. Все время мира было к ее услугам — и множество сожалений, как подозревали люди, и тогда она засучила рукава и начала помогать бедным.
— Мисс Летти из социального обеспечения, — так теперь время от времени называли ее жители Эденвилля.
Инджи слышала:
— И хотя мисс Летти из социального обеспечения не таскала в Эденвилль полные ведра золота, она приносила туда другие сокровища: сочувствие, участие, помощь.
И все это в те трудные годы.
— Бесконечные, невероятно тяжелые годы.
Может, это и вправду была повозка ангела? Пригнувшись, взмахивая крыльями, покрытый перьями мужчина с лучистым плюмажем везет повозку с золотом. Она всегда проезжает через Йерсоненд самой глубокой ночью, самой безлунной ночью, когда в воздухе висит запах пыли или дождя; когда над маленьким городком ярко сияют звезды; когда очаги в Эденвилле догорают, а тела теснее прижимаются друг к другу, и поднимается ветер, и в ночном небе сверкают молнии, так далеко, что понимаешь — сюда доберется разве что отголосок тех сильных ливней.
Лают собаки, рвутся со своих цепей, одинокий дежурный констебль выходит из полицейского участка и видит, что в сумерки забыл опустить флаг. Он чувствует беспокойство в атмосфере. Знак ли это времени или просто большая смена сезонов? А это просто мимо проехал ангел, взгромоздившийся на черную повозку. Ангел ухмыляется, мышцы на его бедре сжимаются, когда он раскачивается на повозке, подпрыгивающей на камнях и корнях.
Что только не тревожит улицы Йерсоненда! Инджи чувствует все это и беспокойно мечется в постели. Она откидывает простыню и смотрит в потолок. В каком-то смысле Спотыкающийся Водяной больше ничего не значит. Повозка с золотом тоже. Ей кажется, что ее засосало в ветви того, что принцесса Молой назвала Кровавым Деревом Йерсоненда, в беспокойную историю этого городка с его простыми ухоженными улицами и приусадебными участками. Это походит на скульптурный сад Джонти, думала она, и перед ее мысленным взором проходили образы, и тогда Инджи поняла: Джонти по-своему вырезал историю своего народа там, в своем скульптурном саду. Каждый тотем или образ пытался рассказать свою историю; под ночными ветрами и в знойные дни скульптуры стояли неподвижно, уставившись одна на другую, привязанные одна к другой сквозь время и расстояние. Да им и некуда было идти: это место было предопределено для них.
Какая история самая печальная? — бормотала Инджи. История Большого Карела Берга, бросившего Летти? Или история Бабули Сиелы Педи, которую всю свою жизнь игнорировал адвокат Писториус, рыжебородый мужчина; а ведь он мог бы стать отцом Гудвилла Молоя Первого — как шептал над кружкой пива Смотри Глубже — отцом мэра.
— Мэра? Кровь Писториусов?
Инджи представила себе чернокожую принцессу Молой с замысловатыми косичками и синими глазами. Она припомнила тихий убедительный голос мэра, рассказывающий ей, как Джонти Джек отнес бюст своего деда Бабуле Сиеле Педи. Так Джонти Джек и мэр Молой — дальние родственники, подумала Инджи, а Летти Писториус — единокровная сестра отца мэра! Видимо, Бабуля Сиела Педи уже была беременна, когда черная повозка прибыла в Йерсоненд. Всем ли это известно? Знают ли генерал Тальяард и его Матушка, что потомок первого адвоката работает у них на кухне? Знает ли теперешний адвокат Писториус-Тербланш, что его чернокожая кузина набивает дровами плиту в Дростди? Может, именно поэтому ни один из них и не решился искать повозку с золотом? Слишком много того, что следует скрывать? Неужели даже сейчас, в новой эпохе, существует столько непримиримости, потому что все упирается в прошлое и может взорваться, как динамит?