По пути Рыжебородый думал о том, что он скажет Сиеле. Вновь и вновь он бормотал извинения, мольбы, объяснения. Он добавлял строки из Библии, спорил и цитировал законы и книги по юрисдикции, вспоминал старые поговорки, в то время как его глаза сверкали от стыда и раскаянья.
Он приехал в Йерсоненд в два часа ночи. Он слышал, как стая собак, сопровождавшая черный воз, громила город, разоряя все вокруг. Дикий лай и рычание разносилось повсюду. Он наткнулся на жалкие останки нескольких городских собак. Одна из них была все еще жива, и Писториус остановился, чтоб перерезать ей горло. Ему подумалось, что немногим уткам и гусям суждено пережить эту ночь, но хотелось надеяться на то, что стая удовлетворит голод до того, как доберется до овец.
Он без труда нашел то место, которое в будущем станет известным как Перьевой Дворец Меерласта. Его лошадь оказалась напротив маленького тихого домика с белым фронтоном, и он ощутил невыносимое желание развернуться и исчезнуть, вернуться в Трансвааль, в родные места, навсегда забыв обо всем, что случилось.
Позже, в течение всей своей жизни, он будет часто возвращаться к этому моменту, к этим пятнадцати минутам сомнения и всех тех эмоций и мыслей, что обуревали его; он будет вспоминать о том, как почти поддался страху и сиюминутному желанию сбежать.
Однако ему был дан знак свыше, заставивший его принять решение остаться: падающая звезда, которая мерцающей стрелой пронеслась по черному ночному небу. Лай собак вдалеке был единственным звуком, который нарушал тяжелую тишину, в тот момент, когда он, сидя верхом на лошади, поднял глаза и увидел эту звезду, и след от нее, похожий на огромное страусовое перо.
Полет этого небесного пера по ночному небу стал для Писториуса предзнаменованием; он должен остаться в Йерсоненде, подумал он, начать новую жизнь здесь, не ветреную как у пушинки, а как следует пустить корни в этом городке, как дерево или камень. В любом случае, кому-то нужно было охранять золото. Если это должен был быть он и человек с деревянной ногой, так тому и быть. Он впился каблуками в бока лошади и объехал вокруг дома, к черному входу. Спешившись и погладив до смерти напуганного сторожевого пса, которому по счастью удалось избежать встречи со стаей обезумевших собак, он негромко постучал в дверь.
Прошло достаточно много времени, прежде чем дверь открылась и заспанная служанка выглянула наррку.
— Я ищу женщину по имени Сиела, которая приехала с нами.
Девица сонно посмотрела на него.
— Она с Молоем.
— Где он сейчас?
— Эденвилль. Дом с двумя парадными. — Она указала рукой направление.
— Спасибо.
Он хотел уже было уйти, но перед этим добавил:
— Смотри, не вздумай никому говорить о том, что я был здесь.
Он предупреждающе приподнял палец и провел другой рукой по своему маузеру.
— Если кто спросит, отвечай, что это был какой-то бродяга. Я ясно выразился?
Она испуганно кивнула и захлопнула дверь. Сон с нее как рукой сняло.
Он вернулся в седло, внезапно осознав, что время уже далеко за полночь. Послав коня в галоп, он быстро добрался до Эденвилля, где без труда обнаружил описанный служанкой дом. Жилые дома в этом поселке тесно прижимались друг к другу, загоны для домашней птицы прилегали прямо к ним, а так же рядом ютилась пара соломенных хижин, наспех сделанных по примеру тех, что строили на северо-западе. Дом Молоя, единственный из всех, был построен из светлого камня. Он постучал.
Фельдкорнет Молой открыл дверь, и Писториус мгновенно осознал две вещи: первая заключалась в том, что, судя по выражению его глаз и лица, Молой знал что-то о той гнусной истории, что произошла с бурским офицером и женщиной по имени Сиела Педи, а вторая, что он — Писториус, находился сейчас на его территории.
Стены небольшою дома были выкрашены в зеленый цвет, и Писториус не ожидал увидеть, что он был вполне неплохо обставлен. Сиела сидела за столом возле мерцающей свечи. Она выглядела так, словно избавилась от какой-то тяжелой ноши, тяготившей ее, или, может быть, это Писториусу только показалось.
Пару секунд все трое обменивались взглядами. В комнате повисло тяжелое молчание: женщина за столом, со свечой, отбрасывающей ее огромную тень на стену, чернокожий фельдкорнет, замерший, все еще держась за ручку двери, и рыжебородый Писториус, чувствующий себя нарушителем спокойствия.
— Сиела, я хочу поговорить с тобой.
— Что ж, говори, — ответила девушка, и он не увидел ни гнева, ни страха в ее глазах.
Она просто сидела на своем месте, возможно, слишком утомленная и истощенная всеми теми ужасами, которые ей пришлось пережить после того, как ее похитили.