— Мы можем побеседовать наедине?
Дом был слишком маленький, и потому все трое понимали, что единственная возможность для приватной беседы была только снаружи. Молой отступил в сторону, пропуская Сиелу.
В такой ранний час темнеющая громада горы выделялась на фоне ночного неба.
Молой вернулся внутрь и закрыл дверь. Двое остановились возле лошади Писториуса. Сиела выжидающе скрестила руки на груди.
— Сиела, я думаю, что нашему каравану стоит сейчас затаиться здесь на какое-то время.
Она кивнула, но ничего не ответила.
— Я могу устроить тебя на работу в дом Меерласта Берга. В кухонной пристройке…
Она резко подняла на него глаза.
— Нет!
— Я предлагаю тебе возможность получить достойную работу и жилье, а ты…
— Я остаюсь здесь.
Она была намерена твердо стоять на своем.
— Сиела… — он придвинулся ближе.
— Разве того, что ты получил, недостаточно?
— Сиела… я…
Она посмотрела ему в глаза.
— Я знаю, что ты спас меня от множества несчастий и невзгод в первый раз. И позволь мне сказать: несмотря на то, что ты все это заварил, ты всегда вел себя достойнее остальных. Эти… эти… псы!..
— Сиела.
Лай бешеной стаи разносился на много миль вокруг. Внезапно раздался выстрел. Кто-то пытался прогнать мародеров из своего курятника: они услышали куриное квохтанье, а потом звук захлопывающейся на железную задвижку двери.
— И я знаю, — добавила она тихо, отвернувшись от него, — что у тебя ко мне есть… чувства.
— Чувства?
— Да.
Она все еще стояла, повернувшись к нему спиной.
— Да… чувства к этой чернокожей девушке.
Фельдкорнет Писториус заглянул в самую глубину своей души. Нет. Он подумал, нет, я ничего не чувствую. Я не должен ничего чувствовать, потому что у меня есть другие обязательства: у меня впереди другая жизнь. Я должен покончить с этим делом, раз и навсегда. Все должно закончиться здесь и сейчас.
— Если ты хоть словом обмолвишься кому-нибудь, — сказал он, и его слова обрушились на ее плечи, словно удары кнута, — о том, что произошло по дороге, я пристрелю тебя, как собаку, а потому вложу пару монет в твою мертвую руку. Я имею полномочия казнить любого, кто посмеет украсть казенные деньги.
Он поднял глаза на черный силуэт горы. Господи, дай мне силы.
— И скажи Молою, что это касается его в той же степени. Я не знаю, что ты ему успела наболтать, но я вижу, что он что-то знает. Скажи ему, что Рыжебородый пристрелит его, как помойного пса. И ему тоже достанется немного золота. Посмертно.
Сиела Педи осталась стоять одна, в то время как мужчина оседлал своего коня и галопом умчался в ночь. Затем дверь открылась, и Молой отвел ее внутрь дома. Он чувствовал, что с ней произошло что-то ужасное, но и представить себе не мог, что это было еще хуже, чем все то, через что ей пришлось пройти.
Он приготовил ей кофе, в то время как Писториус бешено гнал коня через поля.
Черный жеребец пронесся сквозь сон Инджи Фридландер, пока она спала в своей кровати. Она не знала, откуда взялся этот конь и куда направлялся, она не узнала всадника с его пылающей рыжей бородой, но копыта так страшно грохотали во сне, что она проснулась в холодном поту.
Это был сон, подумала она, сон о лошадях и чем-то ужасно страшном. И о других животных тоже. Мужчина и женщина, да, и любовь, которая не смеет быть названной по имени, извращенная, искалеченная любовь. Трагическая любовь, потерянная, вызванная обстоятельствами и одиночеством, и уничтоженная ими же.
Она встала с кровати, не в силах снова заснуть, и подошла к окну, сложив руки на груди.
Она вгляделась в ночное небо и метеор, вспыхнув в темноте, рассыпался по черному покрывалу дождем из мерцающих искр.
Похоже на перо страуса, подумала она. Но все исчезло так же быстро, как и появилось.
Я обязательно докопаюсь до правды, подумала Инджи, а также пойму, какое я имею отношение ко всей этой истории. Почему у меня такое чувство, будто бы события давних лет разворачиваются передо мной в данный момент, словно они имеют какое то особенное, тайное значение для меня и для всех, кто меня окружает?
Может быть, призраки прошлого не могут оставить эти места в покое, потому что никто так и не разобрался до конца в том, что же на самом деле произошло?
Возможно, то, что так и осталось незавершенным в прошлом, теперь упрямо пытается возродиться в настоящем? Этот город до отказа набит страданиями, жестокостью и жадностью, его отравляют сплетни и кровосмешение, и в то же время столько всего остается невысказанным и неясным.