Да вдобавок, прости, Господи, слишком большой для крошечной приемной с такой хрупкой казенной мебелью, перед ней предстал Джонти Джек со своими волосатыми ручищами и немытым телом, совершенно неуместный здесь, в комнатушке, которая, казалось, вот-вот развалится от одного его запаха. Ноздри забил запах пота и псины, и секретарь в панике завопила:
— Сегодня он не так уж и занят! Сегодня он практически свободен!
К тому моменту адвокат Писториус Четвертый — отцовская фамилия Тербланш была лишь данью традиции — уже стоял в дверях своего кабинета в своем тесном костюме, со сдвинувшимся на сторону галстуком и чернильными пятнами на кармане рубашки. Он стоял, держа в руках раскрытую папку, и выглядел весьма растерянным.
— Эээ… — произнес он, — эээ…
Инджи решительно шагнула вперед:
— Простите, что мы не назначили встречу… э-э… — Невольно — она почти готова была ударить себя за это — Инджи поддалась замешательству судьи. — А-а… извините за собак, но…
Теперь наступил черед Джонти Джеку выступить вперед и пожать Писториусу руку. Секретарша взирала на эту сцену широко распахнутыми глазами: прямо у нее под носом рождались вечерние новости. Она вскочила:
— Чаю? Да?
Когда они уже сидели в кабинете адвоката, и обе собаки улеглись (Александр — устроив тяжелую голову на стопке сложенных прямо на полу дел, Стелла — под вставленным в богатую раму портретом напыщенного, одетого в военную форму фельдкорнета Писториуса в юности), Инджи бросила выжидающий взгляд на Джонти. Молодой адвокат, нервно теребящий в пальцах шариковую ручку, то открывая ее, то закрывая, взирал на скульптора со схожим нетерпением.
— Боже… да, — произнес Джонти, взмахнув рукой, словно пытаясь придать чему-то в воздухе отчетливые очертания — чему-то, что он никак не мог облечь в слова.
— Послушайте, — начала Инджи.
— Гм… — заметил молодой Писториус, однако в эту минуту распахнулась дверь, за которой оказалась секретарша.
— Я сбегала в центральный магазин за сливочным пирогом. Не хотите по кусочку?
С заметным облегчением все трое воззрились на нее.
— Да! — сказали они одновременно.
Как только дверь вновь закрылась, Джонти уперся локтями в подлокотники своего кресла и собрался с духом, чтобы произнести всего несколько мучительно трудных для него слов:
— Пещеру надо открыть.
— Пещеру? — Адвокат схватил папку и распахнул ее. Он взял чистый лист бумаги, но тот выскользнул из его рук, поскольку под потолком работал вентилятор. Он успел подхватить его кончиками пальцев, но лист прилип к его ладони, стоило ему поднять руку.
— Да.
Писториус исторг из груди тяжкий вздох. Инджи рассматривала его веснушчатые руки, обгрызенные до мяса ногти. На указательном пальце левой руки адвоката, на внутренней стороне, красовалась бородавка. Ярко-красная.
— Городской совет… — подсказала Инджи Джонти.
— Ах, да, — обрадовался Джонти, растрепал свои огненно-рыжие волосы и рассеяно надел шляпу. Александр принялся чесать задней лапой ухо, и Писториусу пришлось торопливо вскочить, чтобы спасти документы.
Затем вновь отворилась дверь, и в кабинет торжествующе вошла секретарша с огромным подносом. Сливочный пирог занимал почетное место на тарелке в сопровождении трех пирожных и трех же блюдечек с цветочным орнаментом и золотой каймой, снабженных серебряными вилками.
Она поставила поднос на край стола и вернулась в приемную, чтобы налить чаю. Дверь в приемную осталась открытой, и Инджи видела через проем, как на них пялятся два носатых счетовода.
— Боже, да… — повторил Джонти, внезапно сообразив, что он в шляпе, и снова сняв ее.
Стоило Писториусу подняться, как на него зарычала Стелла.
— Простите, — вздохнула Инджи, — она немного раздражительна. Возможно, ей здесь слишком жарко. Вы не могли бы включить кондиционер воздуха?
— Потому что ты держишь пещеру в своей кровавой власти! — внезапно выдал Джонти, подавшись вперед. Писториус выронил кусочек сливочного пирога, который как раз пытался положить для Инджи на блюдце. Александр поднял голову и взволнованно залаял.
Вспышка Джонти, похоже, успокоила Писториуса: он привык иметь дело с конфликтами, судилища были его хлебом с маслом.
— Слишком грубо сказано, — сухо заметил он, передавая Инджи тарелку своей веснушчатой лапкой.
— Ну, прошу прощения, — неуверенно произнес Джонти и снова коснулся волос. — Я… послушайте…