Выбрать главу

4

В последний раз мы пили в баре в мае месяце, раньше обычного, часа в четыре. Он похудел, казался усталым, но оглядывался вокруг с тихой довольной улыбкой.

? Люблю бары, когда они только что открылись. Когда внутри еще прохладно, воздух свежий, все сияет и бармен последний раз смотрится в зеркало ? не сбился ли у него галстук и хорошо ли приглажены волосы. Люблю ровные ряды бутылок за стойкой, и сверкающие стаканы, и предвкушение. Люблю смотреть, как он смешивает самый первый коктейль и ставит его на соломенную подставку, а рядом кладет сложенную салфетку. Люблю потягивать питье медленно. Первая спокойная рюмка в тихом баре ? это прекрасно.

Я с ним согласился.

? Спиртное как любовь,? сказал он.? Первый поцелуй ? волшебство, второй ? близкое знакомство, третий ? обычное дело. После этого женщину раздевают.

? Разве это плохо? ? спросил я.

? Это волнение порядка, но это нечистое чувство ? нечистое в эстетическом смысле. Я не против секса. Он необходим и далеко не всегда безобразен. Но над ним все время надо работать. Чтобы придать ему обаяние, создана миллиардная индустрия, и все миллиарды идут в дело.

Он огляделся и зевнул.

? Я стал плохо спать. Хорошо здесь. Но скоро сюда набьется пьянь, с громкими разговорами, со смехом, и эти чертовы бабы станут махать руками, кривляться, звенеть своими чертовыми браслетами и демонстрировать свой стандартный шарм, который вскоре начнет ощутимо попахивать потом.

? Спокойно,? сказал я.? Да, они живые люди, они потеют, покрываются грязью, ходят в уборную. А вам чего нужно ? золотых бабочек, порхающих в розовом тумане?

Он допил, перевернул стакан и стал смотреть, как на краю медленно собралась капля, задрожала и упала.

? Жаль мне ее,? медленно произнес он.? Она такая законченная сука. Может быть, я даже по-своему хорошо к ней отношусь. Когда-нибудь я ей понадоблюсь. Ведь я единственный, кто не старается ее как-то употребить. А меня-то, может, и не окажется под рукой.

Я молча смотрел на него. Потом сказал:

? Здорово вы собой торгуете.

? Знаю. Я слабак ? ни характера, ни самолюбия. Поймал на карусели медное колечко и потрясен, что оно, оказывается, не золотое. У таких, как я, бывает один главный момент в жизни, один взлет на трапеции. А дальше только и стараешься не свалиться с тротуара в канаву.

? О чем речь-то? ? Я извлек трубку и начал ее набивать.

? Она напугана. Жутко боится.

? Чего?

? Не знаю. Мы теперь почти не разговариваем. Может быть, своего старика. Харлан Поттер ? жестокий сукин сын. Снаружи ? сплошная викторианская добродетель. Внутри ? настоящий гестаповец. Сильвия ? потаскуха. Он это знает, возмущен и ничего не может поделать. Но он выжидает, следит, и если Сильвия вляпается в крупный скандал, он ее сломает пополам, а половинки закопает за тысячу миль друг от друга.

? Но вы ее муж.

Он приподнял пустой стакан и стукнул им по краю стола. Стакан разбился с резким звоном. Бармен пристально поглядел на нас, но промолчал.

? Вот так, приятель. Вот так. Я ее муж, это точно. Записано в брачном свидетельстве. Я ? это три белые ступеньки, и большая зеленая дверь, и медный молоток, которым надо постучать ? один длинный, два коротких,? и тогда горничная пустит вас в стодолларовый бордель.

Я встал и бросил на стол деньги.

? Болтаете слишком много,? сказал я,? черт бы вас побрал. Больше вас ни на что не хватает. Пока.

Я ушел, оставив его за столом. Он был потрясен и бледен ? насколько это можно разобрать при освещении в баре. Он что-то сказал мне вслед, но я не остановился.

Через десять минут я уже жалел об этом. Но через десять минут fe уже был далеко. В контору он больше не приходил. Совсем, ни разу. Видно, я попал ему в самое больное место.

После этого я не видел его целый месяц. А когда увидел снова, было пять часов утра, едва начинало светать. Настойчивый звонок в дверь выдернул меня из постели. Я протащился по коридору, по гостиной и открыл дверь. Он стоял на пороге, и вид у него был такой, словно он не спал неделю. На нем было легкое пальто с поднятым воротником, он дрожал. На глаза была надвинута темная шляпа.

В руке у него был револьвер.

5

Револьвер не был направлен на меня, Терри Леннокс просто держал его в руке. Это было иностранное оружие, среднего калибра, наверняка не "кольт" и не "сэвидж". Все это вместе ? бледное изможденное лицо, шрамы, поднятый воротник, нахлобученная шляпа, револьвер ? было словно взято напрокат из старомодного зубодробительного гангстерского фильма.

? Вы везете меня в Тихуану к самолету в десять пятнадцать,? сказал он.? Паспорт и виза у меня есть, все в порядке, кроме транспорта. По некоторым причинам я не могу сесть на поезд, ни в автобус, ни в самолет в Лос-Анджелесе. Пятьсот долларов достаточно за проезд? Я стоял в дверях и не пускал его.

? Пятьсот плюс эта пушка? ? спросил я. Он рассеянно взглянул на револьвер. Потом уронил его в карман.

? Это мера предосторожности,? сообщил он.? Для вас. Не для меня.

? Тогда входите.? Я шагнул в сторону, он вошел и рухнул в кресло.

В гостиной было еще темно, потому что у хозяйки под окном разросся густой кустарник. Я зажег лампу и вытащил сигарету. Прикурил. Поглядел на него. Взъерошил себе волосы, которые и так были взъерошены. Изобразил усталую ухмылку.

? Какого черта не даете поспать в такое прекрасное утро? Десять пятнадцать, говорите? Времени полно. Пошли на кухню, я сварю кофе.

? Вы, ищейка! Я попал в беду.-"Ищейка". Впервые он меня так назвал. Но это шло к тому, как он явился, как был одет, к револьверу и всему прочему.

? Денек будет ? пальчики оближешь. Теплый ветерок. Слышно, как на той стороне шепчутся старые добрые эвкалипты. Вспоминают славные времена в Австралии, когда под ними резвились кенгуру, а медвежата коала играли в чехарду. Да, до меня дошло, что у вас неприятности. Поговорим об этом после кофе. Я туго соображаю с утра. Обратимся к мистеру Хиггинсу и мистеру Янгу.

? Слушайте, Марлоу, сейчас не время для...

? Чего вы испугались, старина? Лучше мистера Хиггинса и мистера Янга на свете нет. Они делают кофе "Хигтинс-Янг". Это дело их жизни, их гордость и услада. Когда-нибудь я добьюсь для них почета и уважения. Пока что они получают от нас только деньги. Разве в этом счастье?