Я сел за две табуретки от нее. Бармен поклонился мне без улыбки.
– Один гимлит, – попросил я. – Только без горького пива.
Бармен поставил передо мной маленький поднос и продолжал смотреть на меня.
– Знаете что? – радостно сказал он. – Я слышал, как вы разговаривали со своим знакомым, и обзавелся бутылкой розового лимонного экстракта, о котором он говорил. С тех пор вы к нам не заходили, и я сегодня открыл ее в первый раз.
– Мой знакомый уехал, – сказал я. – Двойной, если вам не трудно. И большое спасибо за труды!
Бармен отошел. Дама в черном бросила на меня быстрый взгляд, затем стала снова смотреть на бокал.
– Это здесь пьют очень немногие, – заметила она так тихо, что сначала я не понял, что она обращается ко мне.
Потом незнакомка снова посмотрела на меня. У нее были очень большие черные глаза, а ногти самые красные из всех, какие я видел. Но вид у нее был не дешевый, и в голосе не звучало: «Хочешь меня?»
– Я говорю о гимлите.
– Один знакомый приучил меня к нему, – ответил я.
– Наверно, он англичанин.
– Почему?
– Лимонный сок. Чисто английский продукт, как отварная рыба в красном соусе, глядя на который думаешь, что повар обрезал палец и накапал туда крови.
– Я думаю, что гимлит скорее напиток тропиков, мест с жарким климатом. Вроде Малайи.
– Может быть, вы правы.
Незнакомка снова отвернулась.
Бармен поставил передо мной бокал. С лимонным соком напиток оказался зеленовато-желтым и мутным. Я попробовал его. Дама в черном посмотрела на меня и подняла бокал. Мы оба выпили, и тут только я заметил, что она пила тот же напиток.
– Он не был англичанином, – сказал я. – Вероятно, он был там во время войны. Мы с ним иногда заходили сюда под вечер, как сегодня. До того, как здесь соберется дикая банда.
– В это время здесь приятно посидеть, – согласилась незнакомка, – Это почти единственное спокойное время.
Она допила бокал.
– Возможно, я знала вашего друга, – сказала она. – Как его имя?
Я ответил не сразу. Сначала я закурил сигарету и увидел, как она вытряхнула из мундштука окурок и вставила туда новую. Я протянул ей огонь и ответил:
– Его фамилия Ленокс.
Незнакомка поблагодарила меня, посмотрела в сторону, потом кивнула.
– Да, я очень хорошо его знала. Пожалуй, слишком хорошо.
Подошел бармен и посмотрел на мой пустой бокал.
– Еще два того же самого, – заказал я. – Подайте в нишу.
Я слез с табурета и встал в ожидании. Возможно, она отошьет меня, а возможно, и нет. Иногда в этой сексуальной местности мужчина, познакомившись с женщиной и поговорив с ней, сразу же ведет ее в спальню. Если она сочтет мои намерения таковыми, то ну ее к черту.
Незнакомка помедлила, но недолго. Захватив черные перчатки и черную замшевую сумку с золотой ручкой и золотым замком, она прошла в нишу и села, не говоря ни слова. Я сел напротив нее за столик.
– Моя фамилия Марлоу.
– А я Линда Лоринг, – тихо сказала она. – Вы сентиментальный человек, мистер Марлоу?
– Потому что пришел сюда выпить гимлит? А вы?
– Возможно, это в моем вкусе.
– В моем тоже. Но не слишком ли случайное это совпадение?
Она рассмеялась. У нее были смарагдовые серьги и такая же брошка. Огромный камень был очень похож на настоящий. В тусклом свете бара он, казалось, сверкал внутренним огнем.
Официант принес нам бокалы. Когда он ушел, я сказал:
– Я был знаком с Терри Леноксом, он мне нравился, и мы с ним иногда выпивали. Это было случайное знакомство. Я никогда не заходил к нему домой и не был знаком с его женой. Один раз я мельком видел ее.
Линда Лоринг взяла свой бокал. На ее кольце тоже был смарагд, обрамленный бриллиантами. Маленькое платиновое колечко рядом указывало, что она была замужем. Я дал бы ей лет тридцать пять.
– Парень не оставлял меня в покое, – продолжал я, – Даже до сих пор не оставляет. А как обстоит дело с вами?
Линда облокотилась о стол и посмотрела на меня.
– Я уже говорила, что, пожалуй, слишком хорошо его знала. Он имел богатую жену, которая окружила его комфортом. Взамен этого она требовала от него, чтобы он не вмешивался в ее личную жизнь.
– Вполне понятно, – заметил я.
– Не иронизируйте, мистер Марлоу. Таковы многие женщины. Они не могут быть другими. Он знал это с самого начала. Если гордость не позволяла ему терпеть это – дверь всегда была открыта. Ему не нужно было убивать ее.