Глава 38
Дознание было пустым разговором. Коронер распустил паруса до того, как было готово медицинское заключение, от страха, что поднимется шум в прессе.
Сходя со свидетельского места, я увидел Канди. У него было мрачное и злое лицо – я не имел понятия почему. Он, как обычно, был хорошо одет, в габардиновом костюме цвета какао, в белой нейлоновой рубашке с голубым галстуком. Стоя на свидетельском месте, он был спокоен и производил хорошее впечатление.
Да, шеф в последнее время часто здорово напивался. Да, в ту ночь, когда наверху был выстрел из револьвера, он, Канди, помогал нести шефа в спальню. Да, шеф требовал виски в последний день, до того как он, Канди, ушел из дома, но он отказался принести виски. Нет, о литературной работе мистера Эда он ничего не знает. Он только замечал, что шеф был недоволен собой. Он очень часто выбрасывал листы рукописи, а Канди забирал их из корзины для бумаг. Нет, он не слышал, чтобы мистер Эд с кем-нибудь ссорился. И так далее. Корнер старался что-нибудь выжать из Канди, но тот говорил очень мало. Кто-то его здорово обработал.
Эйлин была в черном и белом, бледная и говорила низким отчетливым голосом, который без искажения воспроизводился громкоговорителями. Коронер очень осторожно обращался с ней, словно сам с трудом сдерживал рыдания. Когда она покидала свидетельское место, он встал и поклонился, она же одарила его легкой мимолетной улыбкой, отчего он чуть не задохнулся от удовольствия.
Выходя из зала, Эйлин прошла мимо, не поглядев на меня, но в последний момент чуть обернулась и слегка кивнула, будто она когда-то давно где-то встречалась со мной.
Когда все закончилось, я, сходя по ступенькам на улицу, догнал Олса. Тот смотрел на движущиеся машины или делал вид, будто смотрит.
– Дорошо сделано, – заметил он, не оборачиваясь. – Можно поздравить.
– И с Канди вы неплохо управились.
– Не я, малыш. Окружной прокурор считает недопустимыми эротические истории.
– Что за эротическая история там была?
Только теперь Берни посмотрел на меня.
– Ха-ха-ха, – рассмеялся он. – Я не о вас говорю.
Затем его лицо приняло отсутствующее выражение.
– Таких женщин я видел много лет. Насмотрелся на них досыта. Ну, пока, старый дуралей! Позовите меня, когда станете носить двадцатидолларовые рубашки. Я тогда приду и помогу вам надеть пальто.
Люди вокруг нас поднимались и спускались по лестнице. Берни вынул из кармана сигарету, посмотрел на нее, бросил и раздавил каблуком.
– Вы расточитель, – заметил я.
– Выбросил только сигарету, дружище. Это ведь не человеческая жизнь. Возможно, вы женитесь на этой женщине через некоторое время, а?
– Не говорите глупостей.
Я пошел вниз. Берни что-то сказал за моей спиной, но я не обернулся.
Как только я вошел в свою контору, зазвонил телефон. Это опять был Берни.
– Я заеду к вам по пути. Мне нужно вам кое-что сказать.
Наверно, он был в полицейском участке Голливуда или неподалеку от него, так как через двадцать минут уже был в моей конторе. Берни сел в кресло для посетителей и положил ногу на ногу.
– Я находился неподалеку. Приношу извинения. Забудьте это!
– Что нам забывать? Разве мы подрались?
– Согласен. Некоторые люди считают вас двуличным, но я не слышал, чтобы вы когда-нибудь кривили душой.
– А что это за шутка насчет двадцатидолларовых рубашек?
– Да, черт возьми, я просто разозлился, – ответил Берни. – Я подумал о старом Поттере. Он ведь может сказать слово секретарше, та передаст адвокату, тот окружному прокурору Спрингеру, а тот капитану Хернан-децу. Он ведь его личный друг.
– Поттер и пальцем не пошевелит.
– Вы же с ним знакомы. Он имеет с вами дела.
– Я познакомился с ним, и только. Я не нахожу его очень симпатичным, но, может быть, это просто зависть. Он пригласил меня, и мы с ним поговорили. Он высок ростом, довольно энергичный, и не знаю, что еще. Думаю, что он не мошенник.
– Сто миллионов не заработаешь честным путем, – заметил Берни. – Возможно, те, кто стоит наверху, считают, что у него чистые руки. Но маленьких людей он припирал к стенке, разоряя небольшие фирмы и тех, кто там работал.
– Можно подумать, что вы красный, – заметил я, чтобы подразнить его.
– Право, не знаю, – пренебрежительно ответил он, – меня еще не проверяли… Итак, вам кажется правильным, что это сочли самоубийством?
– А что говорит против этого?
– Мне кажется, что это решение неверно, хотя против него трудно возразить. Не нравится мне, что он не оставил письма.