Но время шло, а те дела, о которых мы с Джексоном договорились после стрельб в Абакановском карьере, были ещё, по всей видимости, не выполнены. Иначе, с чего бы он вздумал от меня скрываться?
Я потихоньку обживался на новом месте, поражаясь с непривычки, что свободного времени и действительно стало ну о-о-чень много. Особенно нравился выходной в будний день, когда все кругом работают, а ты — вольный сокол. И суббота с воскресеньем оказывались свободными. Не так часто, как хотелось бы, но все равно. Можно было бы даже к старикам съездить. Гостинцев им отвезу, а из деревни прихвачу картошечки и свеклы. И лук с чесноком уже заканчиваются. Вроде, было-то много, но я весь запас Саньке Барыкину отдал. А как не отдать, если тот заявил, что Людмила у него простудилась, а лучшее лекарство от простуды — лук и чеснок? Так что, надо обновить запасы. Лук-то положим, можно и на рынке взять, но настоящего чеснока там нет — проверено.
Хорошо бы еще сальца свеженького, но свиней начнут забивать через месяц, не раньше. Свинтус я неблагодарный. Думаю о поездке к родителям исключительно из соображений меркантильности — всё себе. Лучок, видите ли, чесночок, сальцо, опять же. Надо бы и им что-то интересное поискать, порадовать чем-то. Может, книгу какую? Отец и мать у меня книгочеи. Но где я книжку хорошую найду? Отец, как член райкома, имеет больше доступа к книжным богатствам, нежели я, да только и ему нечасто что-то перепадает.
Вот, пожалуй, в ноябре и съезжу. Можно на ноябрьские праздники, а можно и после Дня милиции. Нынче у меня никакого желания нет идти на торжественное мероприятие. Интересно, с чего бы вдруг такое?
В общем, съезжу к родителям, но попозже. Только пусть они меня простят, непутёвого, сначала надо разобраться с пропавшим пальто. Простят, конечно, когда узнают, что старался ради своей жены, а еще детей и внуков.
Тьфу ты, какие дети с внуками? Мы с Ниной и поженимся-то еще не скоро. Ну да, если поженимся.
Последнее дежурство в качестве стажёра подходило к концу. На следующее я выйду уже в статусе настоящего дежурного, то есть «вахтёра особого назначения», как я мысленно окрестил свою непритязательную должность. Но это потом. А пока я имел возможность спрятаться за сутулую спину своего наставника Кирьянова и полчасика поразмышлять над текущим моментом собственной жизни.
Найти это дурацкое пальто, из-за которого возникло столько суеты, для меня стало навязчивой идеей — не то идефикс, не то делом чести. Это кому как больше нравится. После похода Нины в прокуратуру и её показаний, от которых меня и по сию пору в краску бросает, пальто обязательно должно быть найдено. Обязательно — и точка! И тогда я гордо отнесу его этой сумасбродной девчонке и не менее гордо брошу к её ногам. И скажу ей… Как там у никому пока ещё не известного Розенбаума?
Только поднимусь, скажу ей всё о любви,
Чтоб потом не подойти на выстрел.
Нет, ничего не скажу. Просто с большим достоинством и высоко поднятой головой удалюсь с глаз. А ей, конечно, сразу же станет стыдно за всю несправедливость по отношению ко мне. Она будет страдать и мучиться, места себе не находить и в конце концов поймёт, какого счастья в моём лице она лишилась.
Побежит за мной, а я только гордо отвернусь. Пусть мучается, маленькая зараза.
Или не побежит? Может, это я прибегу, плюнув на собственную гордость, если даст знать, что не сердится.
Твою мать! Ведь мне уже на самом-то деле шестьдесят с лишним, а до сих пор романтика в одном месте играет. Ишь, страдать она станет. Не станет. Или все-таки станет?
В этом месте меня начинали захлёстывать сомнения. А что, если она будет страдать и мучиться недостаточно, а потом и вовсе перестанет заниматься такой ерундой, как страдание? А сделает соответствующий вывод и совершит некий поступок? Например, пойдёт в прокуратуру и скажет: «Спасибо вам, дорогие товарищи! После вашего прокурорского реагирования этот Воронцов, так халатно относящийся к своим обязанностям, быстро нашёл моё пальто. Вот так и надо с этими нерадивыми милиционерами, которые вместо поисков похищенного только и глядят, как бы неискушённых девушек в кинотеатр заманить».
Такой расклад мне совсем не понравился. И потом, зачем тогда я всю эту бодягу затевал? Зачем шлифовал физиономию Утягину? Только затем, чтобы меня из уголовки выперли?