Однако! Вона куда меня унесло от одеколона «Шипр»! Хотя, кому какое что? Мысли мои, что хочу, то с ними и делаю. Зато хандру как рукой сняло. А это значит, что на сегодняшнем дежурстве я буду бодр и весел. Злодеи всех мастей, готовьтесь! Недолго вам осталось пребывать в безнаказанности. Я уже иду. Кто не спрятался, я не виноват.
Глава 2
Как поймать маньяка?
Ужасных происшествий дежурство не принесло, но зато оказалось под завязку наполненным разными многохлопотными мелочами, совсем как толстые мешки с семечками у бабуль на базаре. По этой причине работу удалось закончить только после трёх часов ночи, а с утра снова на службу, поскольку отгулов за поддежурку не полагается. Так что следующим утром я сидел в кабинете, изо всех сил тараща глаза и мечтая забыться сном минуток этак на двести хотя бы вот тут прямо на этом столе, чтобы с обеда быть опять бодрым и готовым к труду и обороне. Я уже сладостно представлял, как вытащу сейчас их шкафа обобществлённую шинель ещё старого образца, синего сукна и без знаков различия, брошу её на стулья, а дальше хоть трава не расти.
Про эту шинель стоит рассказать особо. Принадлежала она будто бы какому-то давнему участковому по фамилии Нежильцов. Никто этого участкового в глаза не видывал, но двадцатого числа каждого месяца в зарплатной ведомости неизбежно появлялась его подпись, а из общей денежной массы тут же улетучивалось некоторая сумма. И никто объяснить данный феномен был не в состоянии. Так бы оно, наверное, всё и продолжалось, но тут пошли разговоры о скорой ревизии, и что бы вы думали? — В очередное двадцатое число подпись Нежильцова в ведомости не появилась, и деньги все на месте оказались. Да и как иначе, если даже графа про него из ведомости исчезла. Тем всё и закончилось. Только молва милицейская гласит, что поутру двадцать первого числа, на следующий день, то есть, перед кассовым окошечком обнаружили эту вот шинель, на подкладке которой хлоркой оказалась вытравлена фамилия — Нежильцов. И больше ничего. Вот такие дела. И где тут байки милицейские, где правда, как знать?
А осиротевшая без хозяина шинель с тех пор пошла по рукам и поныне скитается промеж дежурных сыщиков, играя роль переходящей спальной принадлежности. Да ещё одна особенность завелась. Обнаружится если какая бесхозная вещь в чьём-нибудь кабинете, да хоть бы и бутылка из-под водки в шкафу с учётными делами, и грозный начальственный вопрос последует: чьё добро? — обязательно жители кабинета после некоторой заминки скажут:
— Так Нежильцова, чьё же ещё!
И посмотрят на вопрошающего невинными глазами предельной чистоты.
Я уже вытащил означенную шинель и прикидывал, как бы её половчее пристроить под свои нужды, когда в кабинет закатился мой экс-наставник Серёга Титанов и казённым голосом громко объявил:
— На улице Мира глухая сто семнадцатая, и начальник розыска желает тебя срочно лицезреть.
Я уж и подзабыл, когда это дядю Колю называли так официально за пределами совещаний и других казённых мероприятий, поэтому не смог скрыть удивления.
— Да-да, — повторил Титан, — сто семнадцатая — это вам не петух начихал. Так что вперёд, мой юный друг!
Потом уже совсем человеческим голосом добавил:
— Не люблю изнасилований. Если злодей не пойман — это тебе глухарь. Пока найдёшь этого сластолюбца, ноги, сам понимаешь, до какого места стопчешь. А как найдёшь, тут сразу и нате вам — жертва уже заявление назад тянет и на милицию сердится. Дескать, ну что вы к человеку привязались, не так всё было, погорячилась я. Нашли моего обидчика — и спасибочки, и будет с вас. Дальше я уж сама с ним как-нибудь разберусь.
Я был солидарен с Титаном и даже мог бы добавить по этому поводу кое-что от себя. Только в другой раз. Сейчас — срочно к шефу.
В коридоре возле кабинета Николая Ивановича заметил девушку. Наверное, та самая. Сидит на стульчике, юбчонка коротковатая, а коленки ничего, круглые, не торчат острыми углами, капрон не рвут. Мне как раз именно такие нравятся. Можно какую-нибудь погрешность на мордашке простить, но коленки — чтобы обязательно круглые. Впрочем, к данному моменту и данной девушке мои рассуждения не относятся никак. Я весь в работе, даже сонливость пропала.
Николай Иванович при моём входе в кабинет отвлёкся от бумаги, которую читал, и перевернул её тыльной стороной кверху. Обычный, отработанный долгой практикой жест любого оперативного работника. Даже если там никаких секретов нет, всё равно лучше перевернуть, а уж если секреты имеются, тогда тем более. И никто из коллег не посчитает такое действие за недоверие к себе, и никому в голову не придёт начать канючить: ну-ка, ну-ка, покажи, чего это такое интересненькое ты там от меня прячешь.