Фернандо быстро закончил завтрак, и мужчины ушли в контору. Девушки остались выпить еще по чашечке кофе.
— Ну вот, — сказала Мария-Тереса с явными нотками разочарования в голосе, — сегодня после ленча мы должны отправиться назад в Долину орлов. Ты поняла это, Вивьен?
— Нет. Мне было трудно уследить за разговором, и я задумалась о своем.
— Мигель утром закончит все, что планировал здесь сделать. Примерно в три часа у нас будет ленч, потом мы поедем назад. Я думаю, тебе опять придется ночевать в Ла Каса де лас Акилас.
— Почему мы должны так скоро уезжать? Здесь так чудесно, и тебе тут, кажется, очень нравится.
— Наверное, слишком нравится, — ответила девушка с необычной серьезностью. — Наверное, я забываю о своих обязанностях. В этом мире, Вивьен, так много соблазнов.
— Но ведь нет же таких заповедей, которые запрещали бы радоваться жизни, Мария-Тереса?
— Нет. И наслаждаясь жизнью, человек забывает о скорбящих и немощных, обо всех тех, кто нуждается в помощи. Нужно находить праведные пути для наслаждения.
— Да, я согласна, — сказала Вивьен, у которой были несколько иные представления о том, что следует считать праведным.
Значит, Мигель решил быстрее увести ее подальше от соблазна, подумала Вивьен. Увезти от Фернандо, назад, в общество мрачных стариков, в неприветливый дом; ее возмутило поведение Мигеля.
После завтрака девушки отправились в Херес-де-ла-Фронтера на машине Фернандо. Вивьен увидела бурлящий жизнью город, но Мария-Тереса показала ей и тихие улочки со старинными церквями, и рынок, где собирался весь простой народ и где можно было ближе познакомиться с обыденной жизнью испанской провинции. Они вернулись как раз вовремя, чтобы выпить перед ленчем по бокалу хереса с мужчинами и сеньорой. Вивьен осторожно поглядывала на Фернандо и Марию-Тересу. Ей показалось, что Фернандо определенно влюблен, а девушка не только смущена его отношением, но и взволнована. Когда они приготовились к отъезду и зашли попрощаться с сеньорой Эскобедо, Фернандо вышел проводить их до машины.
— Я был рад познакомиться с вами, сеньорита, — сказал он Вивьен. — И вновь увидеть тебя, Мария-Тереса. Ты что-то редко приезжаешь на асиенду.
— Мои обязанности сестры милосердия не позволяли мне часто бывать здесь.
— Когда ты вновь к ним приступаешь?
— Осенью.
— Тогда постарайся еще раз приехать сюда до осени. Ты же знаешь, как лошади скучают по тебе.
Мария-Тереса неуверенно покачала головой.
— Ну, им придется попрощаться со мной. Жаль, конечно, потому что я люблю верховую езду. — По выражению ее лица Вивьен вдруг представила себе, какая жизнь ожидает девушку, без всего того, что она любит, имея в своем распоряжении лишь одни обязанности и забыв о всяких удовольствиях. Она заметила, как тень пробежала по лицу Фернандо, и быстро взглянула на Мигеля, чтобы увидеть, как он отреагирует на слова сестры.
Он стоял рядом с машиной, открыв дверцу и ожидая окончания прощального разговора. Его карие глаза пристально смотрели на Марию-Тересу, но, как Вивьен ни старалась, она не могла прочитать его мысли. Неужели его всегда так трудно понять? Неужели он с самого детства был таким мрачным, одиноким, замкнутым? Или это жизнь в неприветливом доме-крепости среди гор в обществе трех пожилых снобов сделала его таким?
— Пойдем, Мария-Тереса, — мягко произнес Мигель. — Пора ехать.
Вивьен подумала, что нежность в его голосе появляется только тогда, когда он обращается к сестре. Он действительно любит ее, но была ли его любовь такой, которая замечает, что необходимо для Марии-Тересы прежде всего?
— Иду, Мигель. — Фернандо открыл перед ней дверцу машины, но Мария-Тереса покачала головой. — Я хочу, чтобы Вивьен села на переднее сиденье, оттуда лучше видно, — сказала она и устроилась сзади. — До свидания, Фернандо.
Мигель сел за руль, и машина отъехала от дома.
Брат и сестра, казалось, были погружены каждый в свои мысли. Вивьен полагала, что Мария-Тереса могла думать о Фернандо, но о чем размышлял Мигель, она даже не могла представить. Она же пользовалась возможностью любоваться местностью, по которой они проезжали; время от времени она произносила что-нибудь, чтобы нарушить это тягостное молчание.