Хэнк ухмыляется, и выражение его лица кажется мне неискренним. Меня всегда пугал этот человек, а сегодня особенно.
— Не беспокойся обо мне, босс. Я знаю, как за себя постоять.
Когда он уходит, я замечаю, что Дженсен смотрит ему вслед с нечитаемым выражением лица. Кажется, его подозрения, возникшие утром, ни подтвердились, ни рассеялись, оставив его в состоянии неопределенности.
Я занимаюсь обустройством своего спального места, выбирая нижнюю койку в углу, чтобы моя спина была у стены, а дверь на виду. Старые рабочие привычки умирают с трудом, даже в отпуске. Я кладу свой рюкзак прямо под койкой, чтобы она всегда была под рукой.
— Завтра мы должны добраться до пещер, — тихо говорит Дженсен, появляясь рядом со мной, когда я раскатываю свой спальный мешок. — Если рано выйдем.
Я поднимаю на него взгляд, пытаясь рассмотреть его лицо в тусклом свете, проникающем сквозь окна.
— Ты уверен, что сможешь их найти снова? Спустя три года?
Он уверено кивает.
— Я найду их с завязанными глазами. Не забывай, я следопыт. Кроме того, некоторые места врезаются в память.
— Особенно места, где ты кого-то теряешь, — тихо говорю я.
Боль и вина отражаются на его лице.
— Да. Именно так.
На мгновение гнев, который я сдерживала весь день, отступает. Лейни была для него всего лишь клиенткой, и все же я вижу, что он скорбит о ней, или, по крайней мере, о том человеке, которым он был до того, как потерял ее. Возможно, мы и не разделяем одно и то же горе, но нам не чуждо чувство вины.
Вдруг Коул кричит с кухни:
— Кто-нибудь умеет включать эту горелку? Не хочет работать!
Дженсен идет помогать с ужином. Я заканчиваю обустраивать свою кровать, затем присоединяюсь к остальным, и мы продолжаем вечерний распорядок, который у нас сложился за последние несколько дней. Несмотря на странные события, есть что-то приятное в приготовлении ужина, нагревании воды для кофе и горячего шоколада, обсуждении планов на следующий день. Начинает казаться, что мы — единое целое, даже если нас еще немного потряхивает после утренней ссоры.
Хэнк возвращается с полными ведрами снега и бутылками. Ведет себя как ни в чем не бывало. Рассказывает какие-то истории, Рэд и Коул смеются. Напряжение спадает, костер потрескивает, и всем уютно.
Только Дженсен и Элай остаются настороже, переглядываясь, когда думают, что никто не видит. Кроме меня, конечно. Я ничего не упускаю.
После ужина, когда снаружи становится совсем темно, Дженсен объявляет график дежурства на ночь.
— Рэд и Хэнк — первая смена. Я пойду вторым с Коулом. Элай и Обри — третья, — он смотрит на меня, в его глазах вопрос. — Ты не обязана делать то, чего не хочешь. Честно говоря, я бы предпочел, чтобы ты оставалась в безопасности и тепле.
— Все в порядке, — говорю я нейтральным тоном. — Я не против. Смогу немного поспать перед сменой.
Рэд демонстративно зевает.
— Ну, раз уж мне придется морозить задницу на посту, то пусть это будет как можно скорее. Пойдем, Хэнк. Обойдем периметр, проверим лошадей.
Они тепло одеваются и выходят на улицу с винтовками на боку, дверь за ними с глухим стуком закрывается. Дженсен сразу же подходит к окну, заглядывая сквозь шторы, чтобы посмотреть, как они уходят.
— Ты все еще не доверяешь ему, — тихо замечаю я, подходя к нему.
— Доверие — это роскошь в этих горах, — отвечает он, не отрывая взгляда от темноты снаружи. — Особенно после того, что произошло прошлой ночью.
«Особенно после твоей лжи», — думаю я, но молчу.
Время то замедляется, то ускоряется, и вскоре горячий шоколад, выпитый за ужином, начинает давать о себе знать.
Я вздыхаю и встаю с дивана, натягивая пуховик и вязаную шапку. К этому времени Элай и Коул уже ушли наверх, оставив нас вдвоем, хотя мне тоже следовало бы поспать.
— Ты куда? — спрашивает Дженсен, вставая, и морщина между его бровями углубляется.
— Мне нужно в туалет, — говорю ему. — Я же не могу вечно терпеть.
— Ты не пойдешь туда одна, — говорит он грубо.
Я не могу сдержаться.
— Если ты думаешь, что будешь меня сопровождать в туалет, то ты глубоко ошибаешься. Сама справлюсь.
Хотя, я в это не очень верю.
— К тому же там Хэнк и Рэд, — добавляю я.
Он, кажется, немного смягчается.
— Я все равно пойду.
— Нет, — говорю я. И тут мне приходит в голову идея. Я протягиваю руку. — Дай мне свой пистолет.
— Что? Я не дам тебе свой пистолет.
— Почему нет?
— Ты не умеешь им пользоваться.
Я удивленно смотрю на него. Кажется, я не вызвала у него подозрений насчет моей настоящей профессии.
— Откуда ты знаешь? Я чертовски хорошо стреляю, — говорю ему. — Папа меня научил.
— Поверю, когда увижу, — говорит он.
Но я все равно шевелю пальцами, требуя пистолет.
— Ты должен дать мне свой пистолет или винтовку, я умею стрелять и из того, и из другого.
Он изучает мое лицо и в конце концов уступает, увидев, насколько я серьезна.
— Ладно, — достает свой пистолет и протягивает мне. Он такой тяжелый по сравнению с моим, и рукоятка кажется странной, с выемками, соответствующими форме руки Дженсена, но впервые с начала этого путешествия я не чувствую себя совершенно беззащитной. Я чувствую себя сильной. Это то, чего я никогда не ожидала почувствовать, учитывая мою осторожность с огнестрельным оружием. Мне редко приходилось использовать его в бою, и я никогда никого не убивала. Но теперь я чувствую себя почти на равных с этими мужчинами.
И со всеми чудовищами, которые могут скрываться снаружи.
— Ты уверена, что справишься? — спрашивает он, переводя взгляд с моего лица на пистолет.
Я ухмыляюсь ему, поправляя хватку.
— Да. Сейчас вернусь.
Я открываю дверь и выхожу на улицу. Бури нет, но дует легкий ветерок и начинает идти снег. Слышу вдалеке смех Хэнка и Рэда и фырканье лошади. Пока все хорошо.
Достаю фонарик из кармана пальто и осматриваю снег.
Вдруг вижу блеск глаз.
Я ахаю, собираясь поднять пистолет, когда понимаю, что это мул Ангус.
«Соберись, Уэллс», — говорю я себе и иду по расчищенной тропинке за домом в сторону туалета. Ветер сдул часть снега, обнажив мерзлую землю, и я несколько раз чуть не подскальзываюсь, пока туда добираюсь.
У туалета неплохой вид на заднюю часть хижины и долину внизу, но из-за этого его продувает ветер, который сейчас свищет и шевелит деревья.
Осторожно открываю дверь, с опаской светя фонариком, боясь и запаха, и увидеть что-нибудь ужасное. Я всегда относилась к уличным и переносным туалетам как к страшилке — если не замечать, он не причинит тебе вреда.
Но он на удивление чистый, всего несколько старых сосновых иголок на полу и снег в углах, пара рулонов туалетной бумаги, сложенных на просторной деревянной скамье. И да, дозатор с антисептиком для рук прикручен к стене.
Единственная проблема — в стенах есть несколько щелей, где доски рассохлись. Хорошо, что ветер не дует в эту сторону.
Ставлю фонарик вертикально рядом и сажусь. Уже почти закончила, когда внезапно слышу, как что-то скребет по крыше.
Да чтоб тебя.
Дыхание перехватывает, и я смотрю на щели между деревянными досками, выжидая.
Появляется холодный голубой глаз и смотрит прямо на меня.
Я кричу.
Не думая, я целюсь и стреляю, выстрел оглушает меня в маленьком пространстве, дерево разлетается в щепки от попадания пули, сила удара чуть не сбивает меня с ног, я не привыкла к такому оружию.
Затем я вырываюсь наружу, поднимая пистолет, готова стрелять.
Но там никого нет.
Я бегу в сторону и вижу только обломки дерева в снегу.
Ни крови.
Ни следов.
Вообще ничего.
Черт возьми, я схожу с ума?
— Обри! — раздается голос Дженсена, и секундой позже он появляется с другой стороны дома. Он замечает меня и бежит. — Что случилось?
— Показалось, я что-то видела, — говорю ему. — Но ничего нет.
Он смотрит на пистолет, потом на повреждения туалета, и я вижу, как у него крутятся шестеренки в голове, наверное, думает, будто я неаккуратно обращалась с пистолетом, и он выстрелил случайно.
— Я серьезно, — настаиваю, теперь уже увереннее. — Я видела глаз, который смотрел на меня через щель. И поэтому выстрелила.
— Глаз? Боже, Обри, это мог быть кто угодно. Ты могла кого-нибудь убить.
— Ни у кого из нас нет бледно-голубых глаз! Я знала, во что стреляю.
Он потирает подбородок, глядя на пробоину.
— Нам нужно зайти в дом, — протягивает мне руку. — Я забираю свой пистолет.
Мне хочется запротестовать и оставить его у себя, убедить его, что я знаю, что делаю, но все-таки это его оружие.
Отдаю ему.
— Тебя не беспокоит то, что я видела?
— Беспокоит, — осторожно говорит он, держа пистолет в одной руке, а другой хватает меня за локоть и тащит обратно к хижине. — Но лучше я буду беспокоиться, находясь внутри.