— Должно же быть лекарство, — настаиваю я, сжимая ее руки. — Способ остановить это.
— Я ищу уже три года, — тихо говорит она. — В этих пещерах есть секреты, древние знания о проклятии, но ничего о том, как его снять. Лучшее, что я нашла — это способ временно подавить голод — смесь определенных минералов и грязи, найденной глубоко в системе пещер. Это дает мне время, ясность, но это не лекарство.
— Тогда мы найдем его, — говорю я с решимостью, которая удивляет даже меня. — Вместе. Или хотя бы способ лучше контролировать его. Ты выживала так долго. Должен быть способ.
Он должен быть.
Лейни изучает мое лицо, что-то вроде надежды мерцает в ее неземных голубых глазах.
— Ты не ненавидишь меня? Не боишься? После того, как увидела, кем я стала?
— Ты моя сестра, — говорю я просто. — Я три года тебя искала. И не собираюсь сдаваться сейчас только потому, что все сложнее, чем я ожидала.
Намного сложнее, чем я ожидала.
Звук эхом разносится из глубины системы пещер — странный, высокий зов, от которого по моей коже бегут мурашки. Лейни сразу напрягается, ее голова резко поворачивается в сторону звука, тело напрягается от настороженной боевой готовности.
— Они идут, — шепчет она, отпуская мои руки и отступая. — Адам. Остальные. Они знают, что ты здесь.
Конечно, знают.
Это был их план с самого начала.
33
—
ДЖЕНСЕН
Следую за эхом голоса Лейни по петляющим проходам, луч фонарика скачет по влажным каменным стенам. Воздух становится холоднее с каждым шагом, принося с собой металлический привкус, который, кажется, сильнее ощущается в глубине. В голове роятся вопросы, не укладывается в голове то, что я услышал. Лейни Уэллс, жива после трех лет в этих пещерах. Не просто жива, а поет — явное свидетельство остатков человечности, в разительном контрасте с тем, во что так быстро превратился Хэнк.
Проход немного расширяется, позволяя двигаться быстрее. Каждый инстинкт кричит: «Поторопись, найди Обри прежде, чем это сделает что-то другое. Прежде, чем Лейни — или кем она стала — найдет ее первой. Вина, которая была моим постоянным спутником на протяжении трех лет, усиливается с каждым шагом. Мне не следовало позволять им входить в эти пещеры. Не следовало соглашаться быть их проводником. После их исчезновения надо было искать упорнее, дольше.
Я выскакиваю из-за поворота, и оказываюсь в каком-то зале. В луче фонаря вижу две фигуры, стоят друг напротив друга. Обри я сразу узнаю, держит пистолет, лицо сосредоточенное. А вторая…
— Лейни? — еле слышно выдыхаю ее имя.
Обе поворачиваются на мой голос. У Обри на лице просто все написано — облегчение. Но вот реакция Лейни меня просто парализует. Лицо у нее, конечно, изменилось, но ее все еще можно узнать. И вот она как будто начинает перебирать все эмоции сразу: удивление, узнавание и что-то такое, что я даже понять не могу.
— Дженсен МакГроу, — произносит она, мое имя в ее устах вызывает дрожь. Ее голос одновременно знаком и странен, тембр изменён, вероятно, из-за той трансформации, которую она претерпела. — Ты вернулся.
Я осторожно делаю шаг вперед, мой свет полностью освещает сцену. Лейни стоит рядом с Обри, близко, но не касаясь ее, ее поза кажется одновременно защитной и хищной. Изменения в ней сразу бросаются в глаза — неестественная бледность кожи, синий оттенок глаз, едва заметные изменения пропорций лица и конечностей. Но в отличие от Хэнка или Рэда, она все еще узнаваема как тот человек, которого я помню.
— Я никогда не переставал винить себя, — мне удается выдавить из себя. — Лейни, мне так жаль. Я должен был…
— Не надо, — перебивает она меня, поднимает руку, а у нее пальцы какие-то слишком длинные, а когти острые. — Ты не мог знать.
Обри ко мне подходит, берет меня за руку, сжимает ее. Просто, но сразу в реальность возвращает.
— Она борется, Дженсен, — тихо говорит Обри, и в ее голосе слышится надежда. — Борется с этой… трансформацией. У нее получается контролировать, ну, иногда. Как у Нэйта. Это все из-за крови МакАлистеров. Потому что они первородные.
Я смотрю на Лейни и пытаюсь понять, как эта женщина, которая стоит передо мной, та же самая испуганная туристка, которую я вел в горы. Как она может быть похожа на этих чудовищ, которых мы тут встретили. Они двигаются, как зомби, в них ничего человеческого не осталось. А Лейни… Она совсем другая. Двигается плавно, но в глазах у нее есть сознание, которого у других нет.
— Как? — только и спрашиваю я.
— Нелегко, — отвечает Лейни, и её губы растягиваются в подобии улыбки, а зубы у нее слишком острые. — Я контролирую себя… почти всегда.
— Почти? — переспрашиваю я, и в животе как-то все сжимается, несмотря на то, что я нашел ее живой. — А что происходит в остальное время?
Что-то мелькает на ее лице — стыд ли, угрызения совести.
— Я теряю контроль, — тихо признается она. — Голод захватывает меня. Потом я просыпаюсь и не помню, что сделала, кого… — она замолкает, не в силах договорить. Из одного из проходов, ведущих в пещеру, доносится низкий, хриплый призыв, вызывающий мурашки по коже. Лейни замирает, наклоняя голову, словно животное чует опасность. — Они идут, — шепчет она. — Адам. Остальные. Надо уходить.
— В каком направлении? — спрашиваю, тревожно смотря на несколько выходов.
Лейни ведет к узкой щели за камнем.
— Сюда выход на поверхность.
Я медлю. Годы выживания в горах борются с необходимостью доверять нашему единственному, казалось бы, союзнику в этом кошмаре. Лейни замечает мою нерешительность, её изменившиеся глаза слегка сужаются.
— Ты мне не доверяешь, — констатирует она.
— Я хочу, — отвечаю честно. — Но ты только что призналась, что не всегда можешь контролировать голод. Что иногда он берёт верх полностью.
— Дженсен, — резко говорит Обри, вставая между нами. — Она моя сестра. Она помогает нам.
— Она тоже одна из них, — возражаю я, сохраняя голос тихим, но твёрдым. — Одна из существ, что разорвали Коула, что убили бы нас в хижине, если бы мы не сбежали. Я не говорю, что она лжёт о желании помочь — я говорю, что она может быть не в состоянии контролировать себя, помочь нам или навредить.
Лейни наблюдает за этой перепалкой с тревожной неподвижностью, не защищая себя и не отрицая мои опасения. Когда она наконец говорит, в её голосе звучит смирение, которое почему-то более страшнее, чем гнев.
— Он прав, — говорит она Обри. — Я опасна. Непредсказуема. Голод может взять верх в любой момент, и если это произойдёт, когда я буду с вами… — она качает головой. — Требуется так много энергии и сил, чтобы сдерживать его. Но сейчас я всё ещё я. И сейчас я — ваш единственный шанс выбраться из этих пещер живыми.
Голоса становятся все громче, они доносятся уже с разных сторон. Холодный ужас сковывает меня.
— Они нас окружают, — говорю я, оглядывая проходы. — Наступают со всех сторон.
Лейни мрачно кивает.
— Адам руководит ими. Он теперь знает эти пещеры не хуже меня. Знает все пути отхода. Мы должны двигаться. Немедленно.
Её отчаяние убеждает меня. Что бы там ни было, Лейни сейчас — меньшее из зол. С ней хотя бы можно попытаться договориться. И она всего одна.
Надеюсь, до этого не дойдёт.
Я киваю.
— Веди нас.
Облегчение мелькает на ее лице, но тут же исчезает, сменяясь решимостью. Она проскальзывает в щель первой, Обри — за ней, не раздумывая ни секунды.
С топором на боку я протискиваюсь в трещину, как раз когда гортанный рык эхом разносится из зала позади меня. Пространство тесное, заставляющее меня поворачиваться боком, моя более широкая комплекция затрудняет продвижение больше, чем для женщин. Впереди я слышу их движения, голос Лейни дает тихие указания Обри.
— Осторожнее с головой…аккуратно спускайся…ещё немного…
Проход неожиданно выводит в узкий, но проходимый туннель, позволяя двигаться свободнее. Я догоняю Обри и Лейни, ждущих меня. Лучи фонариков отбрасывают тени.
— Как далеко до поверхности? — спрашиваю я, вставая рядом с Обри. В одной руке у меня топор, в другой — винтовка.
— Скоро, — отвечает Лейни, обернувшись. — Но легко не будет. Вертикальный подъем, а потом — водный тоннель.
— Водный тоннель? — удивляется Обри.
— Да, часть пещеры затапливает, особенно когда тает снег, — объясняет Лейни. — Они боятся воды, особенно проточной. Придется проплыть немного, но это ведет прямо к тайному выходу, на восточном склоне.
Туннель начинает подниматься вверх, тропа становится круче, земля под ногами превращается из гладкого камня в грубую, предательски осыпающуюся под каждым шагом. Продвижение замедляется, мы осторожно пробираемся вверх, используя не только ноги, но и руки, чтобы преодолеть вертикальный рельеф.
— Сколько их? — спрашиваю я, вопрос, который не даёт мне покоя с тех пор, как мы увидели поселение.