Три столетия пролетели над Мэнор-хаусом Берлстоуна, три столетия рождений и возвращений в отчий дом, деревенских праздников и охотничьих сборов. И вот теперь на эти благородные древние стены упала тень черного злодейства! Хотя где же и скрываться страшным тайнам, как не под старой островерхой крышей с нависающими карнизами? Глядя на углубленные окна, на длинный темный отражающийся в воде фасад, я подумал, что более подходящей декорации для свершившейся здесь трагедии и представить себе невозможно.
— Вон то окно, — указал Уайт-Мейсон, — первое справа от подъемного моста. Оно оставлено открытым, как было обнаружено ночью.
— Слишком узкое, пожалуй, в него человеку не пролезть.
— Значит, человек был не толстый. Это и без вашей дедукции понятно, мистер Холмс. Однако вы или я смогли бы протиснуться.
Холмс подошел к самой воде и посмотрел через ров. Потом обследовал каменный уступ, на котором мы стояли, и газон, начинавшийся там, где кончался камень.
— Я уже все обшарил, мистер Холмс, — сказал ему Уайт-Мейсон. — Тут нет никаких следов. Да и зачем бы ему оставлять следы?
— Совершенно верно. Незачем. Вода всегда такая мутная?
— Обычно она такая же, как сейчас. Течение приносит глину.
— А глубина тут большая?
— У берегов примерно фута два, а в середине три.
— Значит, мысль, что человек, переходя через ров, утонул, можно отбросить?
— Конечно, тут и ребенок не утонет.
Мы перешли мост. Открыл нам странного вида скрюченный сухонький старичок — дворецкий Эймс. Он был бледен и весь дрожал. В комнате, где произошло убийство, все еще дежурил местный полицейский сержант, долговязый, печальный и исполнительный. Врач уже ушел.
— Есть какие-нибудь новости, сержант? — спросил Уайт-Мейсон.
— Нет, сэр.
— Тогда можете идти. Довольно с вас. Мы пошлем за вами, если понадобится. Дворецкий пусть ждет за дверью. Велите ему предупредить мистера Сесила Баркера, миссис Дуглас и экономку, что вскорости нам могут понадобиться их показания. А теперь, джентльмены, позвольте мне поделиться с вами мнением, которое сложилось у меня, а потом вы сможете составить свое.
Мне он внушал уважение, этот деревенский специалист. У него был приметливый цепкий глаз и здравый ум. Чувствовалось, что он далеко пойдет в своей профессии. Холмс выслушал его внимательно, не выказывая никаких признаков досады и нетерпения, которые обычно у него вызывали доклады официальных лиц.
— Что это, убийство или самоубийство, вот первый вопрос, встающий перед нами, не правда ли, джентльмены? Если предположить самоубийство, тогда мы должны допустить, что самоубийца начал с того, что снял обручальное кольцо и где-то его запрятал; затем спустился из спальни в халате, натоптал грязными подошвами в этом углу, чтобы казалось, будто кто-то ждал его за портьерой, раскрыл окно, измазал подоконник кровью…
— Подобное предположение можно, безусловно, отбросить, — сказал Макдоналд.
— Я тоже так полагаю. Самоубийство исключается. В таком случае здесь совершено убийство. Требуется установить, кем совершено: посторонним человеком, пробравшимся в дом, или кем-то из домочадцев?
— Давайте послушаем ваше мнение.
— Обе версии содержат много неувязок, но либо та, либо эта справедлива. Предположим, преступление совершено одним или несколькими из домашних. Убийца спрятался в этой комнате, когда в доме стояла тишина, но никто еще не спал. Затем был произведен выстрел из необычного и очень громкого оружия как бы специально для того, чтобы оповестить всех в доме. О существовании в доме этого оружия никто прежде не знал. Маловероятное начало, вам не кажется?
— Да, пожалуй.
— Далее. Все показания сходятся на том, что от начала тревоги до того момента, когда все, кто был в доме, — не только мистер Сесил Баркер, утверждающий, что прибежал первым, но и Эймс, и остальные, — оказались на месте преступления, прошло не больше минуты. Не станете же вы утверждать, что за это время преступник успел оставить грязные следы в углу, открыть окно, измазать кровью подоконник, снять кольцо с пальца убитого и так далее? Это невозможно!