— Не может этого быть! Я в это не верю! Слышишь ты, лживый пророк! Не верю! — сквозь пелену кошмара прорвался голос колдуна.
Внезапно все закончилось. Партилье не поверив в удачный исход, еще долго лежал, уткнувшись в землю носом, и произносил спасительные благословения, прося помощи чуть ли не у всех созвездий разом.
— Вставай, — быстро скомандовал колдун.
Партилье чихнул, и немного щурясь, посмотрел на хозяина снизу вверх. Разноцветные глаза колдуна в ночи казались одинаковыми, но в тоже время, даже в сумерках в них отражался странный свет неимоверной силы.
— Все кончилось. Вставай, лоботряс! Иначе превращу тебя в двухлетнего поросенка, — наставительно молвил Неро.
— Почем в двухлетнего? — не нарочно прикинувшись ужасным глупцом, поинтересовался слуга.
— Чтобы тебя сразу пустили под нож, а не откармливали всякой дрянью! — деланно ответил колдун.
Партилье хотел фыркнуть в ответ, но вместо этого у него вырвался поросячий визг и он, быстро зажав рот рукой, поднялся с земли.
Грозный взгляд колдуна немного оттаял. Повернувшись к слуге спиной, Неро небыстрым шагом направился к своей лошади.
Машинально отряхнув штаны, слуга припустился вслед.
Странное дело! Случайно взглянув по сторонам, Партилье заметил, что вокруг не осталось даже самого маломальского намека на недавний, таинственный ураган. Деревья стояли непреступной стеной, возле оврага не громоздились обгорелый остовы, а воздух пах лишь свежестью дождя. Ни единого последствия недавнего безумства!
— Что произошло, патрон?! — запыхавшись, Партилье никак не поспевал за своим хозяином.
Отмеривая землю широким шагом, Неро внезапно остановился, и вопросительно посмотрел на слугу.
— А разве что-то было?
— Ну как же. а ураган…а ве… — Партилье на мгновение запнулся и больше не произнес ни слова. Хозяин — неразговорчив, а стало быть, не стоит, и заводить подобные беседы.
Посмотрев в небо Партилье к своему удивлению, не увидел странной звезды, багрового цвета. Лишь созвездие Кары, словно немое напоминание неизбежности наказания, нависло над Одинокой горой.
Колдун задумчиво посмотрел на слугу.
— Не время рассиживаться. Мне нужен этот пронырливый мальчишка — посыльный господина звездочета.
Партилье вздохнул, и подчинившись, оседлал коня. Такая поспешность означала лишь одно — к утру, они должны были быть в Силкене.
3
Зал тонул в полумраке ночи, оставляя лишь крохотный клочок лунного света, который так неумело затерялся среди огромных картин.
Ид осторожно сделал шаг вперед и остановился.
— Ты думаешь, мы сможем пройти? — раздался позади обреченный голос.
— А к чему сомневаться? Разве у нас есть выбор! — хладнокровно откликнулся собеседник.
Бесшумно скользя среди лунных квадратов застывших на узорчатом полу, впередиидущий в очередной раз остановился, насторожено прислушиваясь к биению собственного сердца. Осторожно обернувшись, он затравленно взглянул на висевшую по левой стороне картину.
Таинственный лес, нарисованный вроде бы наспех, грубыми и неумелыми мазками, ловко скрыл в себе жуткое, живое существо! Выставив напоказ искушенному зрителю лишь длинную когтистую лапу и несколько пар фасеточных глаз отражающих в себе свет полной луны. Неведомое чудовище, притаившееся в чащобах рисованного мира, видимо, еще не насытившись сполна, ожидало у самой дороги новую напуганную до полусмерти жертву.
Бродяга ветер с тупым упорством потревожил оконную раму, вынудив застывшего зрителя вздрогнуть. Вековые дубы, словно стряхнув с себя покрывало зеленной краски, внезапно ожили. Жуткий шелест разнесся по коридору. Висевшие на могучих ветвях два обглоданных до костей трупа подавшись ветру, закрутились на опутавших их шеи веревках.
Картина заиграла совсем иными — живыми красками.
— Это морок… — голос Ена больше напоминал обреченный стон.
— Не верь своим глазам! — будто убеждая самого себя, произнес Ид.
Картина слегка покачнулась на стене и словно узник, вырвавшийся на свободу, упала на пол.
Одного взгляда было достаточно, чтобы понять — чудовища на картине больше нет. Тишину наполнило тяжелое дыхание…
Короткой миг и все вокруг поглотила тревога, опутав незваных гостей паутиной невыносимого ожидания.
Время шло. Однако ничего не менялось. Из картины не выпрыгнул ужасный хищник, и вроде бы ожившее полотно не обратилось непроходимой стеной. Все было по-прежнему.